Под ельник, с которым они спонтанно провернули очень крупное дельце. Под видом спасения алмазов родины они хорошо наварились на алмазах, предназначенных совсем не для родины.
Почему в той ситуации Громов: встал на его сторону, а не на сторону Пташука? Скорее всего потому, что Пташук был преступником по группе крови, и Громов знал этот тип, знал, что с такими не связываются. Всю свою сознательную жизнь Громов провел в углах и закоулках великой родины, которую нельзя обвинить в том, что она балует своих детей. В мире Громова каждый второй, если не больше, был зеком или вот-вот им станет, а если не станет, то только случайно.
К алмазам, золоту, пушнине, – красной рыбе и черной икре тянуло сильных и способных... способных на многое. И сам Сакен приехал на прииски уже готовым ко многому. Ему надоело хоронить своих товарищей художников, загубленных либо пьянством, либо психлечебницами. Еще больше ему надоело наблюдать их творческую смерть еще при жизни. Сакен понимал, что талант и тем более гений должны быть живучи, но практика подсказывала обратное.
Талант, повышенное чувство собственного достоинства, гражданское самосознание, правдивость – разве с этим живут в стране, где всегда царит «чувство глубокого удовлетворения» и «единодушные овации». И этой стране наплевать, что повесился один, заперли в психушку другого, спился третий и сел в тюрьму за тунеядство четвертый. Ненавидя властвующих коммунистов и коммунистический режим, Сакен понимал, что он-то сам плоть от плоти этой системы. Коммунистам иногда удавалось воспитать героев, поверивших в их громогласные принципы. Эти герои шли с одной гранатой на колонну танков, не называли при допросе даже собственного имени, затыкали своим телом прорвавшуюся плотину и совершали еще массу подобных подвигов, ни с чем не сообразных и ни на что не похожих. Сакен верил, что человек человеку друг и брат, что все народы великой страны счастливы в этом интернационале… Верил потому, что оказался глупцом?
Нет! В том мире, где с детства существовал Сакен, все так и было. Странно представить художника или поэта, которые назвали бы его, Сакена, «узкопленочным», а какого-нибудь, например, грузина – черножопым. Он легко мог путешествовать по всей огромной стране, а в поисках ночлега и пищи подойти к первому же человеку с мольбертом.
Провозглашая интернационализм, коммунисты его разваливали. Даже самому глупому русскому царю не приходило в голову переселять народы, рушить церкви и мечети и снимать паранджу с восточных женщин.
Лишь худшие представители каждого народа поднимали руку на святыни своего же народа, чтобы потом встать во главе этого народа. И встали.
Элита!
Простые люди, как и интеллигенция, прекрасно сосуществовали в этом большом мире, дружили, женились, торговали, ездили в гости. И вот в один прекрасный миг будто кто-то сказал: «Замри» – и каждый прирос к своему месту. И пекарь дядя Ваня в Алма-Ате превратился в «русскоязычного», а торговец киндзой на питерском базаре стал почему-то «хачиком», хоть все знали, что он Зураб.
Сакен печально перезванивался с товарищами по СХШ и академии и слышал лишь одно: плохо, пока не приезжай, они опять начали все сначала, мы не успели и опомниться, как почему-то превратились в «бывших». А «новые» – они совсем не новые. Те же секретари обкомов и особенно подлая и назойливая «комса».
Сакену было жалко потерять ту большую Россию, тем более жалко, что вычленить свою национальность он не мог. Корейцы, казахи, азербайджанцы, украинцы, русские – все это было у него в крови. И он не стал разбираться с собственной национальностью и искать свои корни. Он был художник. Может быть, не очень хороший художник.
Но он умел видеть и различать хороших и не завидовать им. И если подлая «комса» делает на чем-то свои грязные деньги, то Сакен тоже попытается, чем он хуже… Вот так он попал на прииски.
Поведение Громова под дулом пистолета Пташука очень обрадовало Сакена и не очень-то удивило.
Громов был все-таки таежный летчик. Это его возвеличило и это же, наверное, погубило. Важно, что в тот момент Громов выбрал его, Сакена. Мало того, он знал, что начальник прииска и его шестерки приговорили Сакена, подставили. Алмазы, украденные Пташуком, они поделили без проблем. Другое дело – деньги, они были им нужны для разных целей. Напрасно Сакен уговаривал Громова вложить их в дело, сделать большие деньги, а потом тихонечко и ненавязчиво работать действительно на защиту национального достояния.
Но Громов был сам с усам. Авантюрный, невежественный во всем, кроме своего ломаного-переломанного самолета. Он, конечно же, захотел шампанского и девочек. Шампанское отдавало сивухой, а девочкой оказалась Розалия. Да и та в ужасе кинулась от него к Сакену, а тот по дурости…
А вот это уже глупо – жалеть о том, что не переменится. Сакен любил слабых и неумных женщин, жалость говорила в нем сильнее секса, впрочем, может, такая у него была извращенная сексуальность: любить женщин, загнавших себя в тупик и никому, кроме него, не нужных. И не увел бы он Розалию от Громова, если бы Громов хотел ее удержать.
Сакен легко женился на Розалии (Тусеньке).
Почти так же легко с ней расстался, потому что, получив в руки живые деньги, эта маленькая мышка-норушка враз оказалась на коне. Сакен уже не был ей нужен, он, скорей, больше смущал ее. При ее смазливости, деловитости и деньгах она найдет себе что-нибудь более подходящее.
Чуть не прозевал! Розалия с сыном и Громовым вышли из парадной. Надо же! Как красиво смотрятся: папа, высокий и плечистый, хорошенькая расфуфыренная мамочка, а посередке – счастливое дитя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76