Неожиданно лицо ее перекосила гримаса боли. Она выплюнула что-то изо рта и громко разревелась.
— Что с тобой? — нагнулась к ней мама.
— Ой, больно-больно! Что-то твердое! — произнесла девочка сквозь слезы. Она бросила недоеденную булку на пол, пальцем потрогала кровоточащую десну. — Зуб сломался!
— А ну, покажи! — приказала мама.
Девочка открыла рот, полный непрожеванной булки, и мама увидела, что переднего зуба нет.
— Ну, не реви, не реви! — начала успокаивать она девочку. — Это молочный выпал, а на его месте другой вырастет, настоящий. Вот увидишь!
— Точно вырастет? — недоверчиво спросила девочка, утирая слезу.
— Точно! — кивнула мама. — Что ты выплюнула, зуб?
— Железка какая-то.
Мама наклонилась и подняла с полу пулю. Она разглядывала ее, все не веря в то, что видит.
— Это что такое? — возмутилась она, наконец, привлекая внимание покупателей. — Вы видели, пуля в булке! Безобразие! И это называется лучший супермаркет! Лучшие в Москве булочки! Где начальство? Где пекари? Дочка, идем жаловаться! — и она решительно зашагала в другой конец зала, где находилась мини-пекарня.
— Идем! — кивнула дочка, трогая кончиком языка то место, где еще минуту назад был зуб.
“Тяжело на свете октябренку Пете, бьет его по роже пионер Сережа,”— обычно приговаривал Кирилл, когда жизнь поворачивалась к нему задницей. А поворачивалась она так частенько. Вот и на этот раз… Ему стоило невероятного, огромного труда уговорить Катю встретиться с ним снова. Девушка все время бросала трубку, не желая с ним разговаривать. В нем уже не осталось никакой похоти! Поначалу думал: вот еще одна девочка в коллекцию, в блокнот, еще одна победа на фронте сексуальной революции, а теперь все куда-то ушло, пропало, дважды срывавшиеся свидания, неудовлетворенность и тоска родили в нем совсем другое чувство. Он не знал, что это такое и мучался, ворочаясь в кровати по ночам. Даже на других девиц перестал смотреть, хотя раньше так и стрелял глазом по сторонам. Он очень беспокоился за нее, хотел предупредить, что ей может угрожать опасность, быть с ней рядом — ведь тот странный мент без машины ясно тогда сказал — киллер, а они — единственные свидетели. Кириллу на Петровке обещали дать охрану, и он, действительно, несколько раз замечал за собой неспешно едущую машину с людьми. А, может, ему это только казалось? Во всяком случае, заходил в подъезд он теперь осторожно, внимательно осматривая темные углы, никогда не ездил в лифте, потому что лифт всегда можно остановить, выглядывал в окно, изучая двор с детской площадкой — не болтаются ли под грибком подозрительные личности, поздно домой не возвращался. В общем, осторожничал… Постепенно чувство опасности притупилось, он стал опять задерживаться по вечерам, даже познакомился с одной потасканного вида девицей. Впрочем, она на него не произвела впечатления. Катя все не шла ни из головы, ни из сердца. В конце концов, отчаявшись дозвониться, он подкараулил ее на выходе из редакции, побежал следом, как собачонка, оправдываясь, объясняя все. Катя скрылась в метро, даже не глянув в его сторону. Он предпринял еще пять попыток, пришел с огромным букетом роз, потратив на цветы четверть своей зарплаты. Смягчилась Катя только после того, как он пригласил ее на концерт Баскова. Она как-то обмолвилась — любимый певец. Он запомнил.
После концерта они оказались у него, он отключил звонок, запер все двери, и потом они всю ночь без продыху занимались любовью, а утром оба опоздали на работу — проспали. После этой ночи он окончательно потерял голову, забыл обо всем на свете — красавицу Алису не вспоминал даже в дурных снах.
Скоро Катя переехала к нему вместе с вещами, и Кирилл окончательно успокоился.
Кирилл с Катей, обнявшись, шли по улице. Они были навеселе. Сегодня у Катиной подруги был день рождения, который она решила отметить в ирландском пабе, там-то они и насосались как следует под звуки рожков и волынок. В голове Кирилла все еще крутились ирландские мелодии, и он что-то мурлыкал себе под нос.
— Слушай, Кирилл, у нас ведь дома жрать нечего, — вдруг вспомнила Катя. — Давай зайдем в магазин, купим чего-нибудь.
— Давай, — согласился Кирилл.
Они зашли в ночной магазин. У тротуара остановилась невзрачного вида “пятерка”. В ней сидели охранники Владимира Генриховича. По его приказу, за отдельную плату, конечно, они “пасли” ребят по вечерам, причем так незаметно, что те до сих пор ничего не подозревали об “опеке”.
— Давай возьмем сосиски, сыр, кетчуп и немного сыра. Я завтра пиццу сделаю, — предложила Катя, глядя на витрину. — Знаешь, как я пиццу делаю? Лучше итальянцев.
— Ну, ладно, — пьяно кивнул головой Кирилл. — Делай. Только кетчуп надо брать вон тот, в стеклянной банке. Острый.
— Он же дорогой, — возразила Катя.
— Ну и что, зато классный! Я с ним летом шашлыки жрал. Три шампура съел. Четвертый не смог. Давай-давай, не жадничай! Если будешь жадничать, еще и пива возьму!
Продавщица упаковала им продукты в пакет, и они вышли из магазина.
Кирилл открыл входную дверь. “Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги,”— пропел он шепотом. Катя рассмеялась. Они прошли в свою комнату, Кирилл поставил пакет с продуктами на стол. Они стали целоваться.
— Иди мойся! — приказала ему Катя.
Кирилл убежал в ванную комнату, и скоро донесся шум льющейся воды. Катя сняла с постели грязное белье, застелила все чистое. Она стала складывать продукты в холодильник. Большая банка кетчупа не влезала на полки, расположенные на дверцы, и она поставила ее сверху, на холодильник.
Скоро в комнату вбежал Кирилл. Голова у него была мокрая, он обернул полотенце вокруг бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91