– Что-то случилось?
– У нас есть несколько вопросов.
– Ко мне?
– Именно. Нас интересует Заваров.
– Хм…– Шмелев хотел затянуться, обнаружил, что сигарета погасла, и неторопливо прикурил ее, чиркнув спичкой о ноготь указательного пальца.
– Хм… А что, собственно говоря, вы от меня хотите услышать? К той истории, за которую вы его посадили, я никакого отношения не имею. К сожалению, не имею. Потому что будь я там – эти обезьяны не отделались бы парой ссадин. Но меня там не было, а Артур теперь сидит. Чем же я могу теперь помочь… Артуру? Если честно, то помогать вам у меня нет ни малейшего желания.
– Сажали его не мы, – сказал Акулов, – и нашего мнения при его аресте не спрашивали.
– А если б спросили, то вы были бы против?
Чувствовалось, что переубедить Шмелева если и возможно, то крайне непросто и уж во всяком случае потратить на это придется гораздо больше времени, чем могли себе позволить Акулов и Волгин. Тем не менее. Андрей решил попытаться:
– Насколько нам известно, вы, Антон Иванович, самый близкий друг Артура. Возможно, единственный друг. Поэтому, скорее всего, он вам рассказывал не только о драке, но и том, как в августе мы с ним общались по этому поводу. Был разговор?
– Что-то такое припоминаю.
– Это именно мы с коллегой его тогда задержали и имели все основания и возможности для того, чтобы посадить. Имели, но не сделали. Вопрос: почему мы так поступили?
– Это вы у меня спрашиваете? Интересное кино получается! Мне-то откуда знать?
– Попробуйте догадаться.
– И пытаться не стану! Артур вам поверил – и чем все закончилось? Я ему тогда еще говорил: уезжай. Вали из города, вали как можно дальше. Если есть где обосноваться – сиди там и не высовывайся, работу, если руки и ноги целы, всегда себе сыщешь. В крайнем случае вернешься, когда здесь все успокоится. Отпустили! Откуда я знаю, почему отпустили? Выходной день у вас был тогда, воскресенье, кажется, – может, не смогли какую-нибудь бумажку важную подписать, начальника не нашли, или штампулька оказалась у секретарши заперта, вот и пришлось отпускать.
– Да какая, к чертям, штампулька, Антон Иванович?
– Понятия не имею. Я вашей кухни не знаю и знать не хочу. Вон, ящик посмотришь, – Шмелев кивнул на комод, где, как , показалось Волгину по отпечаткам на пыльной поверхности, еще не так давно стоял какой-то телевизор, – …и так все здорово, так славно получается! Особенно в киношках всяких, в сериалах. Не менты, а просто ангелы. Разве что пьют иногда. А по жизни?
– А по жизни они все разные.
– Ага, разные. Есть буйные, есть грязные…
– Я Высоцкого тоже люблю, но цитата из песни про психушку сейчас неуместна. Между прочим, я в армии служил и про наших прапоров много чего могу порассказать…
– Что?! – Шмелев привстал с дивана, закусив сигарету так, что она, изогнувшись, чуть не прижгла ему нос.
Акулов указал на одну из разнокалиберных фотографий, стоявших в рамочках на письменном столе:
– Можно поближе взглянуть? – Не дожидаясь ответа, взял снимок в руки, повертел, рассматривая под разными углами к свету. – В моей части они служили по хозяйственной линии и прославились только тем, что разворовали все хранилища.
На карточке Шмелев был запечатлен в парадной форме ВДВ с погонами старшего прапорщика. Гордый разворот плеч, уверенный взгляд. То ли фотограф попался удачный, то ли Шмелев в те годы смотрелся действительно так, но получился не снимок на память, а обложка журнала «Советский воин». Или, если обратиться к современным реалиям – ежемесячника «Солдат удачи». Ни малейшей ассоциации с начальниками складов и столовых, которых навидался Акулов в своем заштатном гарнизоне на окраине КЗакВО .
– Да ты с кем меня мешаешь? – спросил Шмелев тоном, не предвещающим ничего хорошего, и прищурил глаза; сквозь нынешний затрапезный облик проступили черты прежнего бесстрашного парашютиста, прошедшего две чеченских кампании, где довелось участвовать в десятках разведывательных операций, – Ты что несешь, парень?
– Я, Антон Иваньгч, ничего не несу, а всего лишь пытаюсь объясниться. Мы не враги Артуру. Один раз мы это доказали, хотя я не вижу причины, по которой должен кому-то что-то доказывать. Мы не хотим ему зла. Его выпустили из тюрьмы, и я уверен, что вы об этом знаете. Он вляпался в очень плохую историю, и чем быстрее мы с ним сможем поговорить, тем для него будет лучше. Здесь у нас, простите, не война, и десантные навыки далеко не всегда помогут разобраться в ситуации.
– Вы, значит, поможете? – Так же внезапно, как завелся, Шмелев снизил тон и теперь говорил спокойно, только старался добавить в голос сарказма: – Вот так вот запросто поговорите – и поможете? Сначала поможете, а после – посадите. Так, да? Нет уж, ребята. Он себе сам поможет, если вы не станете мешать. Лучше синица в руке, чем журавль в каком-нибудь другом месте…
Разговор продолжался, Акулов пытался что-то объяснить Шмелеву, но Волгин уже понял, что результата они не добьются. Оно, конечно, верно, и отрицательный итог – тоже итог, но… Пропуская мимо ушей фразы, которыми напарник обменивался с бывшим десантником, Сергей стоял и рассматривал фотографии.
Кроме той, что брал в руки Акулов, были еще две. Черно-белая, поменьше размером, и стандартная «кодаковская», неестественно яркая, нарядная, жизнелюбивая.
На маленькой были запечатлены Шмелев и Заваров. Скорее всего, снимок сделали в Чечне. Основным фоном служил борт БТР, на заднем плане угадывались очертания каких-то развалин и фигурки солдат, «пойманных» в движении. Двое тащили продолговатый и, наверное, тяжелый ящик, что делали остальные, было не разобрать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64