Уточняю, что хотел добровольно явиться не в отделение милиции, а в прокуратуру, так как не рассчитывал на объективное разбирательство со стороны органов внутренних дел.
Через некоторое время «Чужой» позвонил мне и сказал, что он проверил квартиру и там все в порядке. Ключи он должен был оставить мне в шкафу на лестничной площадке. Приехав в свой дом, я стал подниматься по лестнице и встретил соседа, пожилого мужчину, имени которого не знаю. Он предупредил, что меня кто-то ждет. Я решил, что это – тот же человек, который убил Локтионову, и стал убегать. О том, что это был сотрудник милиции, я узнал уже после того, как он меня задержал. Умысла оказывать сопротивление сотруднику милиции при исполнении им служебных обязанностей у меня не было, причинять ему какой-либо вред я также не собирался. Я бы сразу остановился, будь он в форменной одежде или предъяви он служебное удостоверение. Но он был в гражданской одежде и только ругался матом, угрожая мне пистолетом. Я был просто вынужден защищать свою жизнь, так как угрозы физической расправы с его стороны надо мной воспринимал реально.
Каких-либо скандалов с Локтионовой у меня никогда не было. Денег у нее я никогда не брал и даже не просил об этом, она так же ничего у меня не одалживала. Хочу особо отметить, что, если бы она решила мне что-либо подарить, я бы непременно отказался от подарка, а уж деньги не взял бы тем более, сама мысль об этом для меня оскорбительна. О наличии у Локтионовой крупных денежных средств и местах их хранения мне ничего неизвестно. Отношения с мужем у нее были хорошие, хотя она ему и изменяла. О других ее любовниках мне ничего достоверно неизвестно…"
– Складно звиздит, – Волгин вернул протокол следователю.
Поперечный поджал губы, сказал после паузы:
– Я и сам понимаю, что он врет. Но фактов-то у нас нет! От присутствия в квартире не отпирается, а ничего другого мы доказать не можем. Сестра покойной на очной ставке подтвердила, что он брал в долг деньги, но это ведь не криминал. А Казарин стоит на своем. Железная позиция. Поторопились вы с задержанием…
– Мы всегда торопимся. А если бы он из города сдернул? Ты что, веришь, что он сдаваться шел? За щеткой зубной в квартиру приехал?
– А ты веришь, что это он убил?
– Не знаю, как насчет убил, но козел он порядочный, однозначно.
– К сожалению, это ненаказуемо. – Поперечный собрал бумаги в портфель. – Мне, кстати, тоже по шее могут надавать за то, что «сотку» ему оформил. Казарин с адвокатом уже настрочили жалобу, очень грамотную. Пока только на тебя. По поводу избиения при задержании.
– Плевать. Дай допуск к нему в камеру.
– Он без адвоката и рта не раскроет.
– Я не дантист, на пальцах объяснимся. Поперечный присел к столу, на бланке с печатью прокуратуры выписал разрешение на беседу с задержанным.
– Если не откроется новых обстоятельств, придется отпускать…
Вскоре позвонил ББ. Судя по доносившимся из трубки звукам, он был в изрядном подпитии и успешно внедрился в какой-то притон. Говорил громко:
– Сергеич, что у нас по мокрухе?
– По мокрухе у нас непруха.
– Не признается?
– Странно, но факт. Похоже, уйдет мальчик.
– Во баран… Сергеич, бляха муха, доработай! Ты же умеешь! По жизни, обидно такую «палку» из рук выпускать.
Волгин повесил трубку.
Свалить домой и, плюнув на все дела, отдохнуть хотя бы до вечера не удалось. Ровно в час тридцать пополудни явился убитый горем супруг. Лет сорока пяти, невысокий и упитанный, с блестящей лысиной и портфелем из крокодиловой кожи, он скромно постучал в дверь и мялся на пороге до тех пор, пока Волгин не повторил приглашающий жест.
– Спасибо.
Локтионов сел на «посетительский» стул и промокнул лысину носовым платком.
– Я говорил с Ларисой сразу, как прилетел. Это правда, что кого-то уже задержали?
– Правда.
– Это один… один из ее любовников, да?
– Да.
– И что? Он уже признался?
– Не в признании дело. Проверяем.
– Я рассчитываю на вашу объективность. Знаете, в случившемся есть и моя вина. Я слишком многое ей прощал. Так нельзя.
– Вы были в курсе? – Боль в отбитых ребрах накладывалась на похмелье, больше всего на свете хотелось лечь и отоспаться.
– С некоторых пор это стало более чем заметно. Надо было просто отдубасить ее как следует, но у меня рука не поднималась. Понимаете, я ведь любил ее! Вы меня понимаете?
Волгин на всякий случай кивнул.
– Если отбросить постель, то… «Ничего не останется», – мысленно закончил Волгин.
– …во всем остальном мы были идеальной парой. А что касается этого, то я не мог ей запретить получать на стороне то, чего недодавал сам. Вы меня понимаете?
Опер опять кивнул.
– Вы знаете кого-то из ее постоянных любовников?
– Откуда? Она же нас не знакомила. Подруги могут знать. Лариса та же.
– Враги?
– Ну какие у нее могли быть враги? У нее были одни друзья. Слишком близкие… Я читал, Что нельзя винить женщину за то, что она стала распутной. Виновато ее окружение. Все мы виноваты! То есть я.
– Возможно. У Инны были личные сбережения?
– Нет. Сразу после свадьбы мы открыли общий счет. Вас интересует его размер?
– Такой вопрос может возникнуть.
– Двадцать пять тысяч долларов в «Геобанке». С кризисом мы, правда, здорово попали.
– Не успели вытащить?
– Вытащили, но с большими потерями. Вдовец врал, и делал это не слишком убедительно.
– Скажите, в крови нашли алкоголь?
– Не знаю.
– Как, вскрытия еще не было?
– Было, но я не успел уточнить. От Поперечного Волгин знал, что алкоголь обнаружили в небольшой концентрации, что соответствовало показаниям Казарина.
– Я подумал… Понимаете, на нее иногда находило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66