Нет, собутыльнички клялись, что не забыли Гундара, что все самое лучшее и ценное они будут доставлять ему, как и прежде, и он не сомневался, что клятвы эти исходят от чистого сердца, но в то же время знал, что исполнить свои обещания не смогут: ведь жажда настолько же больше, насколько больше число километров, разделяющих их.
— Проклятый Желвак и эта стерва Маргита!
Но ведь недаром сказано: кто ищет, тот находит. Нечаянно он встретил товарища по колонии, у которого приобрел перстень. Наружность того говорила, что он преуспевает, вот только лицо от веселой жизни стало грязно-желтым. Вспоминая проведенное в исправительном заведении время, они завернули в ближайшее кафе, где приятель щедро расплатился с официанткой. Не желая признаваться, что он выбитый из седла неудачник, Гундар рассказал, что покупает, переделывает и потом вновь продает люстры, и так насобачился, что может из ничего сделать что-то, а дураки берут, с руками берут.
— Язык держать умеешь? — спросил приятель.
— Век свободы не видать!
— Тогда поехали!
Такси привезло их к дому на окраине, где во дворе стояло несколько гаражей. Приятель ушел и скоро вернулся с ключами.
Гараж оказался довольно просторный. Протиснувшись мимо грязной машины «Жигули», они попали в большое, но захламленное пространство, часть которого занимал массивный стол, грубо сколоченный верстак с тисками, полки со старыми автомобильными деталями и стоящие у стены старые покрышки.
Под столом лежало что-то прикрытое замасленными тряпками. Когда их сняли, появилась чудесная позолоченная бронзовая люстра прошлого века и примерно той же эпохи пятисвечники, покрытые воском.
— Можешь получить, только с условием, чтобы в Риге это не толкать.
— Темное?
— Нет, валялось, подобрал.
— Люстру ремонтировать надо.
— Ты мне мозги не пудри, говори, сколько даешь!
— Да сразу трудно сказать.
— Две!
У Гундара заколотилось сердце — с первого взгляда видно, что стоит это вдвое дороже. Но дома у него были только деньги за удачно проданный перстень — немножко больше тысячи, а начать торговаться, приятель еще может обидеться и прекратит разговор.
— Цена нормальная, только все сразу не могу взять. Я тут неделю назад вложил деньги в одно дело, надо подождать, когда навар вернется.
— Сколько можешь сейчас выложить?
— Косую. Вторую через неделю-две.
— Н-ну… Я один не могу решить.
Приятель опять ушел и вернулся с мужчиной лет пятидесяти. Видик у него был не очень ухоженный, с утра не бритый, но обращался он к Гундару исключительно на «вы» и все время вставлял всякие словечки вроде: «как вам известно», «сами понимаете», «ситуация», «конкретно» и «решающе»…
Потом люстру разобрали и вместе с канделябрами положили в багажник, чтобы отвезти на квартиру Маргиты. Мужчина сел за руль, а приятель на прощание сказал:
— Со второй тыщей не тяни, а то можем обидеться.
«Из какого же это древнего закоулка сперли такие вещицы, если на подсвечниках еще воск, а не стеарин? — размышлял Гундар, отваривая канделябры в бельевом котле. — Музейный фонд?»
Когда вода остыла, на поверхности ее загустел слой воска, который легко можно было снять и начать следующую операцию.
После тщательной промывки, просушки и отчистки скипидаром и нашатырем позолота засверкала. Гундар стал соображать, что же делать дальше. Наказ не сбывать вещи в Риге заставил его предпринять еще несколько шагов предосторожности: а что, если все это немного переделать?
Вначале люстра предназначалась для свечей, а Эдисон хоть родился, но до появления электрических лампочек еще должно было пройти несколько десятилетий. В центре люстры находился бронзовый шар размером с арбуз, от которого, как щупальца осьминога, отходили в разные стороны опоры подсвечников. Шар висел на массивной цепи, место соединения украшал двуглавый орел — символ рухнувшей империи.
Специалист назвал бы эту люстру точной копией голландского светильника семнадцатого века. Позднее, в век электричества, свечи были заменены искусственными, куда ввинчивались продолговатые лампочки. Из-за монолитной отливки подсвечников изолированные провода замаскировать было невозможно, поэтому их позолотили, чтобы не очень бросались в глаза, и просто примотали.
Прежде всего Гундар устранил все, что говорило о том, что люстра когда-либо имела отношение к электричеству, потом отломал двуглавого орла и наконец гнезда для свечей вместе с блюдцами поменял на гнезда и блюдца от канделябров. Для этого пришлось сделать новую нарезку, канделябры теперь выглядели более грузными и неуклюжими, зато маловероятно, что бывшие владельцы их узнают. Не признают их и оценщики в комиссионных, которым, возможно, уже представлены описания или фотографии украденных предметов. Лучше всего канделябры продать по одному в разных городах, но по отдельности они стоят куда дешевле, чем в паре. Наконец Гундар решил, что будет достаточно, если он люстру и канделябры продаст в разных географических точках.
Уложив канделябры в автоматическую камеру хранения на Рижском вокзале столицы, он с разобранной люстрой в двух чемоданах спустился в метро.
Время работы комиссионного магазина еще не наступило, а возле двери уже стояло несколько человек, и Гундар занял очередь за старушкой с мраморным мопсом. Хотя он и был уверен, что засыпаться не может, самочувствие его нельзя было назвать даже удовлетворительным. Трусоватый по натуре, в этом большом городе и среди чужих людей он чувствовал себя совершенно беззащитным и беспомощным.
Присев на скамью и раскрыв чемодан, он стал с помощью разводного ключа и плоскогубцев монтировать люстру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71