Вот так история! В тот самый момент, когда страшные когти должны были, как кривые ножи, убийственно резануть тарбагана, он успел извернуться и нанес молниеносный удар в грудь беркута. Смелый выпад! Но старик, поглощенный неравной битвой, уже не в состоянии был заметить, что из-за резкого движения его тело сдвинулось и перестало прикрывать нору. Опять вода полилась вниз, и напрасным бы оказалось геройство, если б на помощь отцу в эту минуту не спешил Кадыр.
Чужая стычка разожгла и корсака. Прижимаясь к земле, змеей он устремился к тарбагану. Тот встретил его громким, хриплым тявканьем и оскалом резцов: остановись!
Корсак дрогнул и, припав на все лапы, замер в нескольких метрах от норы.
В это время пострадавший беркут в небесной синеве выделывал нервные виражи. Он вовсе не собирался отказываться от незадавшейся охоты и вновь примеривался к нападению.
Но странное дело: когда на склоне горы неподалеку друг от друга увиделись ему уже два зверя, он, кажется, смутился. Вытягивая шею, он вглядывался то в тарбагана, то в корсака, как бы прикидывая, какое их разделяет расстояние.
Он наконец снизился - наверное, для того, чтобы лучше оценить обстановку, - пролетел над склоном, и, когда его тень проскользила сначала по корсаку, потом по тарбагану, каждый из зверей по-своему ответил на это выражением готовности к сопротивлению.
Что же получалось? Двое против одного?
Нечестная игра! Обиженно зашлепал беркут крыльями и полетел прочь, на свой любимый наблюдательный пункт, на дальнюю скалу.
А звери - грызун и хищник - остались один на один.
И как это так сделалось, что вместе с отступлением беркута кровожадная решимость корсака уменьшилась ровно вдвое? Словно он потерял союзника!
Тарбаган же, наоборот, преисполнился уверенности. И от одержанной победы, и от того, что как раз почувствовал под собой теплый бок будущего Кадыра. Так и не решился хищник напасть!
Вскоре наступил вечер. Грянул мороз и пресек настойчивость ручьев. А за ночь звери накопали много земли и надежно замуровали нору. Метра, наверное, на три забили коридор твердым, утрамбованным грунтом. Никаким ручьям не размыть.
4
Стоял июнь. Уже зеленели вовсю долины и горбатые склоны гор, скалы просохли и не казались мрачными, а белый снег, лежавший на самых вершинах хребтов, сиял так ослепительно, что даже не верилось, что он холодный.
Однажды на тропинке, пробиравшейся среди огромных камней по берегу маленькой речки, встретились двое людей: мальчик-казах Ачжок и пастух верхом на узкоглазой монгольской лошадке.
Пастух издалека увидел мальчишку и остановился: он ехал разыскивать отбившуюся от стада овцу и хотел спросить Ачжока, не видел ли он ее.
Мальчишка же заметил пастуха не сразу. Он так торопился и так был занят какими-то своими мыслями, что ни по сторонам, ни вперед совсем не смотрел. Он поэтому встал как вкопанный, когда наткнулся на всадника, загородившего тропинку. В руках у него пастух увидел мешок, набитый чем-то кругловатым и, кажется, шевелящимся.
- Салам-алейкум, - опомнясь, сказал Ачжок.
- Хмы, - ответил пастух и вопросительно посмотрел на странную ношу мальчика.
- У меня тарбаган, - похвалился Ачжок.
- Хмы, - сказал пастух и пожал плечами.
- Я его сам поймал!
- Хмы.
- Хотите посмотреть? Вот! - И мальчик, подойдя к пастуху, приоткрыл мешок.
Пастух долго смотрел сверху вниз, потом переложил плетку из правой руки в левую и освободившейся правой рукой полез под фуражку - в затылке почесать.
Ачжок смотрел на него с надеждой; ему, видно, очень хотелось, чтобы его похвалили.
- Хмы, - наконец сказал пастух. - Он весьма маленький. Конечно, у него мягкое мясо... Но мало! А шкуры хватит только на одну рукавицу... ну, и еще на один палец для второй рукавицы. Ты поспешил с ловлей, надо было дать ему вырасти.
- Но я поймал его не для мяса...
- Хмы? - удивился пастух.
- Я буду его учить. Разным фокусам! А потом... подарю в зоопарк!
После этих слов Ачжока пастух перестал смотреть и мешок, переложил плетку опять в правую руку и, подняв голову вверх, будто интересуясь, не появились ли на небе тучи, скапал:
- Однако ты еще глупый. Овцу не видал?
Обиду, нанесенную настоящим джигитом, пастухом, вытерпеть трудно. Ведь если сказал джигит, значит, так оно и есть - тут не поспоришь и даже не ответишь. Слово джигита - закон. И если джигит сказал, что ты глупый, то твое дело самое последнее, лучше бы ты и на белый свет не родился.
- Но как же?.. - пробормотал Ачжок, изо всех сил моргая, чтобы, чего доброго, из глаз слезы не выкатились. - Как же так? Он будет меня слушаться... Я назвал его Кадыром...
Пастух, все еще осматривавший небо, так резко опустил голову, что с нее чуть фуражка не слетела.
- Кадыром? Хмы! Однако странно! - И вдруг он захохотал; сначала из его горла вылетали какие-то звуки, вроде "хмы-ха", но потом ненужные "хмы" выпали, и совершенно явственный, зловредный хохот раскатился по горам; эхо его подхватило, покатило... - Кадыром! Ха-ха-ха-ха! Кадыром назвал тарбагана, а мы, несчастные пастухи, даже лошадям не успеваем давать клички! Ха-ха-ха-ха! У меня пропала овца по имени Маргарита! Ой, не могу!
Ачжок не смог вынести такого издевательства. Он бросился бежать и бежал до тех пор, пока накатывалось на него сзади эхо: ха-ха-ха-ха!
Когда все стихло и он пошел шагом, его настроение все-таки улучшилось. Пусть себе смеется кто хочет, а он от своего не отступится: выучит Кадыра забавным фокусам, и они поедут куда-нибудь далеко-далеко, может быть, в Бийск, а может быть, даже в Москву. И будут выступать в цирке, и их когда-нибудь покажут по телевизору. Тогда эти все пожалеют о своем смехе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16