На походной кровати с закрытыми глазами лежала девушка и, казалось, спала. Ее нос, рот и подбородок закрывала толстая повязка. Прикрепленная к стоявшей на полу банке трубка выступала из-под повязки как дренаж, и Пол заметил, что по ней в банку капала жидкость, по цвету похожая на розоватую лужицу, которую оставило под зубоврачебным креслом тело лейтенанта Харрингтона. Может быть, тому причиной был мягкий свет свечи, догоравшей в изголовье кровати, но та часть лица девушки, которая была видна, своей восковой белизной напомнила ему готическое надгробие. Сабина наклонилась и несколько минут неподвижно смотрела на девушку, а потом погладила ее по лбу. В ее жесте было столько страсти, что Пол отвел взгляд, словно нечаянно стал свидетелем чего-то настолько интимного, что никто и никогда не должен был увидеть. Сабина поправила подушку и несколько минут сидела в задумчивости. Пол тихо отошел в сторону. Девушка-санитарка заснула на стуле. Он прошел мимо нее и вышел из коровника, чтобы глубоко вдохнуть свежего ночного воздуха. Прислонившись к стене, он ждал Сабину. У него помутилось в глазах, стоило ему понять: она хотела, чтобы он пошел с ней, она хотела, чтобы он сам догадался, что связывает ее с этой девушкой. Она вышла, и он взял ее за руку и отвел в сторонку.— Я сейчас уйду, тебе надо отдохнуть, — сказал он почти с состраданием. — Это был ужасный день.— Кому ты это говоришь? — прошептала она.— Ты попрощаешься за меня с капитаном Лебле?Она искоса взглянула на него и выдохнула:— Я провожу тебя.Она шла, глядя под ноги, мелкими неуверенными шажками, так непохожими на широкий свободный шаг, которым она за два месяца до этого ступала по площади Плебесцито. В темноте островки снега напоминали белье, развешанное на веревках, протянутых через улочки Неаполя, которое ветер случайно занес в этот затерянный уголок.— Очаровательна… — прошептала она еле слышно. — Она была очаровательна…— Знаешь, сейчас медицина умеет творить чудеса. Надо, чтобы она попала в самые лучшие руки. Я предлагаю…— Уверяю тебя, мы все сделаем наилучшим образом, — устало прервала его Сабина, однако чувствовалось, что она уже все для себя решила.Он не стал настаивать, и они молча пересекли двор.— Ты сказала мне, что была с ней знакома, — произнес он тихо, — но ты не говорила, что любишь ее.Она резко остановилась в нескольких шагах от него, и он едва мог разглядеть ее в темноте.— Пришло время рассказать тебе правду, о которой ты и сам догадался. Я знала, что такой момент настанет, — начала она серьезно и торжественно. — Ей было четырнадцать лет, когда… я не могу найти другого слова… когда она явилась передо мной. Мне было двадцать. Как-то вечером она купалась в маленькой бухточке рядом с домом моих родителей. Никогда в жизни я не видела ничего более лучезарного. В тот вечер я спокойно гуляла и не знала, что застану ее врасплох, обнаженную, в лучах заходящего солнца. Но я не стала прятаться. Напротив, подошла к ней, и она не убежала. Я взяла ее за руку, поцеловала, стала гладить ее волосы, а потом и все тело. Она позволила мне себя ласкать, казалось, даже не удивившись, изящная и светлая, как морская лилия, девушка-подросток с красивой грудью. После этой памятной встречи в течение двух или трех лет я думала только о ней. Время от времени нам удавалось встречаться на дальнем конце того же пляжа, а потом настал момент, которого я так боялась… она узнала, что существуют мальчики.Она не смогла сдержать тяжелый вздох.— Тогда я уехала в Париж, изучать английский в университете. Это был хороший способ, чтобы попытаться ее забыть… Там у меня было несколько любовных приключений, чтобы доказать самой себе, что вдали от родителей я свободна и что мужчины тоже могут меня интересовать… Но на самом деле хотела я только ее. Потом она рассказывала мне, что у нее было то же самое, что после нескольких коротких романов, оставивших ее неудовлетворенной, она все время думала обо мне и следила за мной издалека, не решаясь написать. А когда я снова ее увидела… Может быть, из-за долгой разлуки, а может, потому, что нашу чувственность обострили война и опасность, но в нас как будто молния ударила и сожгла. Две маленькие кучки пепла — вот во что мы превратились.— Тогда ты и подала рапорт о переводе? — спросил он почти беззвучно.Она снова кивнула.— А как окружающие… они о чем-нибудь догадываются?— Не знаю… Генерал удивился, когда я попросила его перевести меня к медикам… Лебле, наверное, что-то подозревает… Во всяком случае, мы старались, чтобы нас не часто видели вместе, а поскольку я офицер, то не могла всякий раз выезжать с ней на задания. В сражении за Бельведере были большие потери в Четвертом полку тунисских стрелков, мне пришлось вести на поле боя весь батальон, и мы смогли поехать в одной машине. Забавно, она не только для меня значила так много, но была кем-то вроде ангела-хранителя для всего батальона, словно моя любовь к ней делала ее неуязвимой…Она нервно провела рукой по волосам.— Прости, что так страстно рассказываю тебе о своих чувствах… Тем более что я даже не знаю, смогу ли их сохранить… Знаешь, мне кажется, что я не перенесу, если увижу ее изуродованной. Должно быть, я недостаточно сильно люблю ее, потому что, мне кажется, я бы предпочла, чтобы она умерла… Я боюсь, что отныне в моих глазах она увидит только сострадание, а не восхищение. Я этого не перенесу.Пол понял, что она теряет контроль над собой. Он сжал ее руку, а она взглянула на него с признательностью, как в театре, когда он пришел ей на помощь во время стычки с Макинтайром.— Я не могу бросить тебя в таком состоянии, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145