— Кажется, на этот раз они едут дальше, — удивился отец Гаэтано, даже не пытаясь скрыть своего беспокойства.— Шофер впереди и офицер сзади. Отсюда не видно, сколько у него нашивок, но точно не мало, уж поверьте, — уточнил Коррадо.Приор повернулся к отцу Мауро.— Думаю, это не сулит нам ничего хорошего, — проворчал он. — Надо предупредить отца-настоятеля.— Вы осмелитесь побеспокоить аббата Грегорио? Но в этот час он, как правило, молится в своей келье…— Всему свое время, как сказал Екклесиаст, — пробурчал отец Гаэтано.Офицер, на голове которого вместо пугающей фуражки была простая пилотка, вышел из лимузина, держа под мышкой кожаный портфель, и любезно поздоровался с небольшой группой монахов, поджидавших у входа. Возвышавшиеся позади стены, казалось, придавливали их к земле.— Полковник Шлегель, — представился он негромко.Отец Грегорио Диамаре в ответ слегка кивнул, сделал несколько осторожных шагов вперед и невольно попятился, когда Шлегель поклонился и потянулся к его руке, чтобы поцеловать кольцо, словно у князя Церкви.— Я удостоился чести, господин аббат, вступить в пределы Terra Sancta Benedicti Святой земли бенедиктинцев (лат.).

, — произнес офицер приветливо, но несколько вычурно, словно испугавшись, что совершил оплошность.Добродушие и уважительное поведение офицера оказались для аббата полной неожиданностью. Он растерялся так, что не мог и слова произнести. В воздухе повисло тягостное молчание. Чувствуя неловкость, новоприбывший, казалось, ждал какого-то приглашения, которое так и не последовало. Отец Гаэтано счел своим долгом вмешаться:— Меня зовут отец Гаэтано Форнари, я приор этой обители, а это — наш библиотекарь и архивист, отец Мауро Строппа.Офицер кивнул, на этот раз более официально.— Мы не принимали немецких офицеров в наших стенах с тех самых пор, как генерал фон Зингер приезжал к нам причаститься на полуночную мессу, — продолжал отец Гаэтано. — Ваш неожиданный приезд застал нас врасплох, и, откровенно говоря, полковник… мы немного обеспокоены.Шлегель задумчиво кивнул и отошел от машины. Губы его шевелились, как у начинающего актера, старательно репетирующего роль перед выходом на сцену.— Дело в том, отец мой, что я живу в Баварии неподалеку от великолепного аббатства Оттобёрен, библиотеку которого усердно посещал, еще будучи студентом. Я читал книги философов и даже отцов Церкви. Возможно, тогда я собирался… Но и теперь, хотя моя жизнь, как видите, приняла совсем другой оборот, я продолжаю заниматься гуманитарными науками и особо интересуюсь историей, учением и распространением влияния вашего монашеского ордена. По этой причине я и приезжал сюда, в Монтекассино, на Троицу, вскоре после моей свадьбы. Это было в тысяча девятьсот двадцать четвертом или двадцать пятом году… Тогда в монастырь можно было подняться по подвесной канатной дороге.— Ее разбомбили месяц назад, и нам ее очень не хватает, — вздохнул отец Гаэтано.— Помню, мы с женой часами любовались полотном Джордано Джордано, Лука (1634—1705) — итальянский художник.

«Освящение святых даров», которое расположено над самым входом в базилику.Он говорил на правильном итальянском языке, но из-за гортанного выговора речь его производила впечатление выученного наизусть текста. Аббата тронуло такое чистое и светлое воспоминание о супружеском счастье.— Это самое великое творение художника, но у нас много и других его шедевров. Если хотите, можете еще раз взглянуть на картину… — любезно предложил он, жестом приглашая офицера войти.Все последовали за сгорбленной фигурой отца Грегорио, который, однако, как заметил отец Гаэтано, направился не к монастырской церкви, а к своей личной приемной, расположенной напротив входа в аббатство. Аббат посторонился и пропустил офицера вперед. Почти все пространство узкой, обшитой деревянными панелями комнаты занимал массивный дубовый стол. На стене готическим шрифтом был выбит девиз ордена: ORA ET LABORA «Молись и трудись» (лат.) — девиз основателя ордена бенедиктинцев св. Бенедикта Нурсийского (VI в.).

. Аббат указал полковнику на стул, сам сел напротив, а по обе стороны от него расположились отец Гаэтано и отец Мауро. Отец Грегорио нажал на медную кнопку звонка, и вскоре вошел послушник с подносом, на котором стояли чайник с травяным настоем и чашки.— Боюсь, мне нечем угостить вас, — сказал аббат. — Разумеется, у нас нет ни кофе, ни ячменя. Остался только зверобой отца Мауро, — кивнул он на своего соседа слева, — но этот напиток не всем нравится.— Считается, что настой зверобоя успокаивает и снимает напряжение, поэтому я и стал выращивать его в нашем саду, — объяснил старый монах. — Но он действительно горьковат на вкус.Полковник сделал глоток и невольно поморщился.— Бенедиктинцы всегда отличались воздержанностью, — проговорил он, отставив чашку.— Это особенно верно в наши дни, — доверительно сказал аббат.Полковник собрался было продолжить разговор, как вдруг умолк и стал внимательно вглядываться в лицо аббата.— Что во мне такого особенного? — спросил отец Грегорио.— Вам никогда не говорили, что вы похожи на портрет кардинала Альбергати кисти Ван Эйка? — спросил офицер.—Никогда, — с удивлением отвечал аббат. — Эта картина мне неизвестна.Шлегель был явно огорчен.— Мне не следовало упоминать об этом кардинале.— Почему же, полковник? — с интересом спросил отец Гаэтано.— Он принадлежал к картезианскому ордену.На лице отца Грегорио Диамаре наконец появилась улыбка.— Никто не совершенен, — ответил он.Слова аббата разрядили обстановку. Он перегнулся через стол и наклонился к офицеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145