И еще, чтобы уголовный мир день ото дня не пополнял ряды за счет молодежи, следует опять же законодательно выбить у них почву под ногами, ибо преступ­ность уже для многих стала профессиональным занятием. Предлагаю по особо опасным преступлениям, дважды суди­мых, на третий – подвергать расстрелу, поубавится романти­ки в блатной жизни. Во избежание ошибок судьбу таких пре­ступников решать в судах присяжных, дважды, разными со­ставами.
В число предлагаемых на рассмотрение законов следовало бы внести и положение об амнистии. Анализируя все амни­стии нашего государства, от печально известной бериевской 1953 года и кончая последней, «горбачевской», 1987 года, они ничего, кроме беды для граждан страны, не принесли. Скажи­те, какое отношение имеет 100-летие со дня рождения В. И. Ленина и 70-летие Советской власти к помилованию преступ­ников сегодняшнего дня? Считаю, что в Узбекистане амни­стии должны быть отменены навсегда, ибо прежде всего они противоречат закону о неотвратимости наказания за преступ­ление, и совершаются амнистии только из-за амбиции особо тщеславных людей, дорвавшихся до власти.
Все законы Узбекистана должны строиться только из ин­тереса добропорядочных граждан».
Письмо прокурора республики к депутатам зачитали на одном из вечерних заседаний, и оно было встречено шквалом аплодисментов, Камалов посланием напоминал, что он готов продолжить начатую борьбу с преступностью до конца. После его обращения к новому парламенту как-то поутихли разгово­ры, что скоро будет назначен новый прокурор республики, ведь он находился в больнице уже почти полгода.
Доставили прокурору Камалову в больницу и докторскую диссертацию Сенатора. Удивительно аргументированная, глу­бокая, ко времени, работа – чем больше он в ней разбирался, тем больше убеждался, что Сухроб Ахмедович не имеет к ней никакого отношения. Следовало непременно установить авто­ра столь важной научной работы, если он жив, конечно. Такой человек сейчас, в условиях зарождающейся самостоятельно­сти республики, был необходим как никогда – ведь придется пересматривать все законодательство, исходя из жизни и ин­тересов народов, населяющих Узбекистан, их специфики, тра­диций, уклада и морали, выработанной веками.
Авторство научных трудов Сенатора следовало установить не только ради справедливости, но чтобы снять с него ореол выдающегося юриста, ратующего за демократические свободы и реформы в законодательстве, обнажить сущность политиче­ского авантюриста, не гнушающегося откровенной уголовщи­ной. Развенчать в открытом суде лжедоктора юридических на­ук значит остудить пыл многих авантюристов, показать ис­тинное лицо рвущихся к власти жуликоватых поводырей.
Неожиданно у прокурора республики потянулась новая ниточка к своим противникам, список которых он пока не мог четко обозначить, и этот шанс он получил благодаря своему несчастью.
Проведать его часто приходили знакомые и незнакомые люди, даже посланцы целых трудовых коллективов, что осо­бенно трогало прокурора, ведь ему казалось, что он ничего не успел сделать. После таких визитов он еще сильнее убеждался, что должен во что бы то ни стало вернуться в строй.
Незадолго до Нового года, когда Камалов после процедур просматривал, уже в который раз, досье на Сенатора, к нему в палату вошла девушка, старавшаяся выглядеть старше и со­лиднее, что ей мало удавалось и придавало гостье удивитель­ное очарование. Она назвалась Татьяной Георгиевной, что за­ставило прокурора мысленно улыбнуться, и сказала, что она выпускница юридического факультета и год назад находилась на преддипломной практике в Прокуратуре республики.
Есть люди, чье поведение, слова с первых минут внушают доверие, редкий тип в наше время, конечно, но как раз выпал такой случай. Девушку мучила какая-то тайна, это читалось на ее лице, и он не ошибся.
Поставив цветы в вазу, а фрукты определив на подокон­ник, она плотнее затворила дверь и, смущаясь, начала:
– Вот уже несколько месяцев я не решалась прийти к вам, простите мне мое малодушие. Мне кажется, то, что я знаю, а точнее моя догадка, имеет отношение к покушению на вас. Те­перь, после случившегося с вами, я убеждена, что в Прокурату­ре республики есть предатель, который докладывает о всех ва­ших тайнах противнику, о вашем передвижении, о секретных и неожиданных совещаниях, о вашей переписке, не исключе­но, что он прослушивает разговоры по внутреннему телефону.
– Почему вы так решили? – спросил он спокойно, боясь спугнуть девушку.
– Этот человек во время практики пытался за мной уха­живать, и даже однажды пригласил меня в ресторан, в знаме­нитое «Лидо». Там к нам подсел человек, и не случайно, как я поняла, у них была назначена там встреча. Подсевший не знал, что я на практике в Прокуратуре, скорее всего он принял меня за одну из легкомысленных девушек. Поэтому в разговоре, ко­торый они все-таки пытались завуалировать, несколько раз мелькало ваше имя, хотя чаще они называли вас «москвич». Как я уяснила, мой ухажер передал что-то такое, что не должно выходить из стен Прокуратуры, я все-таки будущий юрист.
– Вы не могли бы описать человека, проявляющего инте­рес к делам Прокуратуры? – спросил Камалов, чувствуя, что он вышел еще на одного свидетеля, по важности не уступаю­щему Парсегяну.
Девушка вполне толково стала описывать человека, под­севшего к ним в «Лидо», и сразу легко вырисовался Сенатор.
Камалов вспомнил, что у него есть его фотографии, пока­зал их Татьяне, и побледневшая девушка сказала:
– Да, это он.
Прокурор решил и дальше форсировать внезапную удачу и, показав фотографию Салима Хасановича, спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148