У Японца большие связи в Москве, да и повсюду. И ваш вертикальный взлет, как у английского истребителя «харриер», я проворонил, видимо, действительно стар стал, не понимаю время. Если бы вы знали, как трудно ощущать, что уже не владеешь ситуацией, чего-то недопони­маешь. Не будь я так упрям, понимай время, уже два года на­зад перевел бы свои архивы в память компьютера.
Приезжали тут из Москвы два спеца, прислал их надеж­ный человек, он мне видеофильмы уже много лет поставляет, они за большие деньги хотели сделать то, что ты сегодня пред­лагал, у них компьютер был «ИБМ». А мне тогда казалось, что в натуре, в бумагах, надежнее, целее. Сегодня я понял, что мог бы забрать в изгнание и весь архив, самое ценное в моей жиз­ни, в одном чемодане. Владея им, я по-прежнему был бы силен и по крайней мере сохранил жизнь, торгуя сведениями оттуда. Иная информация дороже жизни, тем более если она касается чужой. Иногда за убийство я рассчитываюсь не деньгами, а канцелярской папкой с двумя-тремя бумажками, за деньги могли бы и отказаться, за сведения никогда, срабатывает во много крат надежнее, эффективнее. Вот что такое, дорогой Сухроб-джан, мой архив, которым вы хотите завладеть, ему цены нет.
– Знаю, дорогой директор, оттого и рискую. Даже допу­скаю мысль, что больше половины бумаг окажутся ненужны­ми, новое время сметает многих людей, а вслед за ними и кла­ны, навсегда. Уж поверьте мне, пройдет два-три года, и не ос­танется даже понятия – номенклатура, на ней все ныне и сто­ит, и ею же все стопорится в перестройке, а у вас ведь досье на нее в основном. Предполагаю, что партии придется кое-где по­тесниться, а где-то уступить права, увидите, доживем еще и до беспартийных министров. Но может оказаться, что какое-то досье будет стоить сотен, оно одно может решить серьезный политический расклад. И еще. К какому правовому государст­ву ни стремились бы, каким бы демократичным и прогресси­вным ни стали, наверное, жизнь в наших краях всегда, при любом режиме, при любом знамени, будет иметь свой восточ­ный колорит, я имею в виду политический и должностной, свою специфику, вот для этой самой специфики сгодятся все ваши досье, это уж точно.
– Да, вы все правильно рассчитали, должности и деньги не отменят ни при какой демократии, они всегда будут притя­гательны, – поддержал тщеславие новоявленного политика дважды Герой Социалистического Труда.
Долго наслаждаться в сауне и в бассейне им не дали, при­шел Исмат и доложил, что в саду накрыт стол и что перепелок подадут минут через десять. Они вернулись из парной в ку­пальный зал еще раз и прямо в халатах подошли к айвану, где снова их ждал щедрый дастархан.
В бассейне и сауне Сенатор ощущал какой-то новый при­лив сил, бодрости, наверное, все-таки это был короткий эмо­циональный всплеск после пережитого стресса в краснозна­менной комнате, и он вроде был готов гулять до утра, и тут ему не хотелось уступать хану Акмалю в энергии, жизнелюбии, что ли. Но едва он занял свое место на мягких курпачах, с удобной подушкой под боком, как понял, что чертовски устал и его уже не радовали ни обилие и изысканность стола, ни улыбки подружки Мавлюды, адресованные ему все чаще и ча­ще.
Опять появился Сабир-бобо, на этот раз с другим подно­сом и всего одной бутылкой коньяка, он принес шоколадно-темный «Ахтамар». Сенатор машинально подумал, неужели у хана кончились запасы «Двина», но тот, словно уловив его мысли, сказал:
– «Двин» мягче, с него хорошо начинать застолье, а я вижу, вас клонит в сон, на этот случай «Ахтамар» надежнее, сей­час вы сразу почувствуете, проверено.
Выпили. И впрямь коньяк подействовал бодряще, чему гость обрадовался, ведь дела он все-таки не решил, а уже давно наступило воскресенье.
Но разговор как-то не клеился, уходил в сторону, прокуро­ру хотелось, чтобы после беседы с Шубариным хозяин дома сам вернулся к основной теме, но тот не то чтобы юлил, но ни о деньгах, ни об архиве не говорил. Все больше о лошадях, о женщинах, о Шурике, но когда он уже сам собрался спросить, как же все-таки насчет дела, по которому он приехал, хан нео­жиданно сказал:
– Я вижу, вы устали, к ночным застольям не приучены, но если вы всерьез намерены заняться политикой, и это долж­ны одолеть, все пригодится. Иногда какую-то уступку, подпись я вырываю на рассвете, днем вы ее не заполучите. Что касается вашего визита, а я вижу по глазам – вам не терпится узнать результат, считайте, что я вам помогу. Хотя я сожалею, что о вашей затее не знал Артур Александрович. За ним всегда стоят солидные люди, игнорировать их грех, несерьезно. Сейчас уже утро, идите отдыхайте. Зульфия проводит вас, пообедаем по­сле трех часов пополудни, к этому времени я приготовлю то, что представляет для вас интерес, и продумаю, как вас отпра­вить незаметно, Артур очень беспокоился, чтобы вы не опоз­дали на работу. Он сразу понял, какому риску вы себя подвергaете, связь со мной афишировать ныне не модно. Зульфия! – громко крикнул он в темноту, и из-за кустов можжевельника, окружавших айван, выпорхнула улыбающаяся подружка Мав­люды. – Пожалуйста, отведи гостя в дом, а то он заплутает, ес­ли не в саду, то в коридорах. И не забудь поставить у кровати столик с минеральной водой или холодным чаем, после таких застолий жажда мучает.
Зульфия выслушала молча и также молча глазами дала понять, чтобы гость следовал за ней. Едва они отошли подаль­ше, Сухроб Ахмедович взял ее руку и сказал:
– Весь вечер мучился, придумывая тебе имя, а оказывает­ся, тебя зовут Зульфия – красивое имя, и оно тебе очень идет. Зульфия, – проговорил он шепотом и нараспев.
Она повернулась к нему и озорно ответила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148