Сидели за столом и Ашот рядом с Коста, и ещё несколько неизвестных Азларханову людей — одни мужчины.
Проходя на указанное Адиком место, Амирхан Даутович увидел на стене большую цветную фотографию Ларисы, наверное, переснятую из первого альбома,
— она улыбалась на фоне медресе в Куня-Ургенче, — снимок этот очень нравился самой Ларисе. Угол фотографии перехватывала чёрная муаровая лента с датами: 1940-1978. О скорбном дне напоминало и множество роз, все только белые; высокие хрустальные вазы под цветами, наверняка доставленные Икрамом Махмудовичем на время из магазина, тоже были перетянуты чёрными лентами, завязанными в кокетливые банты.
Артур Александрович, поправляющий цветы в напольных вазах у входа, сел на своё место последним во главе стола; слева от него оказался Азларханов, справа Икрам Махмудович. За время общения с Шубариным прокурор привык к хорошо сервированным столам, но этот удивлял роскошью — чувствовалось, что Файзиев перетряс не одну спецбазу; ножи-вилки-бокалы вряд ли были казённые
— опять же, наверное, Файзиев постарался: то ли из дома привёз, а может, и с какой-нибудь обкомовской дачи или резиденции позаимствовал на время. Амирхан Даутович как-то слышал за обедом, что Георгади, как человек европейского воспитания, предпочитает столовое серебро и тяжёлый голубой хрусталь — может, добро из его запасников? И все это организовано в память Ларисы? Зачем ей было бы все это?..
Сидели, как на больших приёмах, свободно — громадный стол позволял, и от этого создавалось ощущение вроде бы официальности, строгости — впрочем, как давно заметил прокурор, некая чопорность была в духе Шубарина, а он и правил бал. Имел Артур Александрович слабость, может, опять же наследственную или скорее русскую: любил он застолья, любил угощать, принимать гостей, хотя бражником не был.
Адику сегодня помогали ещё два официанта, и по какому-то неуловимому знаку Артура Александровича они быстро разлили водку и коньяк — вероятно, знали, кто чему отдаёт предпочтение.
Шубарин встал и попросил минутой молчания почтить память той, ради которой они сегодня здесь собрались. Потом он стал говорить о Ларисе Павловне, наверное, адресуясь прежде всего к тем нескольким мужчинам за столом, что были незнакомы прокурору. Говорил долго — он действительно знал о ней немало… Упомянул события, подзабытые и самим прокурором. Память незаметно унесла Амирхана Даутовича в минувшие счастливые дни, и он перестал слушать Артура Александровича. Он не отрывал глаз от портрета жены, висевшего прямо над головой Коста… Мелькнула мысль, что ведь это первые многолюдные поминки Ларисы — все прошлые годы он поминал её один, и годы выпадали один безрадостнее другого, единственным утешением ему служило то, что хоть успел, не оставил её могилу безымянной.
Амирхан Даутович благодарным взглядом потянулся к братьям Григорянам, поставившим памятник Ларисе, — братья, не сводя глаз с Артура Александровича, внимательно слушали взволнованную речь. И когда все подняли рюмки, Амирхан Даутович тоже выпил коньяку. Потом слово взял прокурор Хаитов — он говорил о трагической судьбе Ларисы, которую хорошо знал, говорил о доле, выпавшей Амирхану Даутовичу, о том, с каким мужским достоинством нёс он свой крест. Слушая выступавших одного за другим Икрама Махмудовича, братьев Григорянов, старого бухгалтера Кима, прокурор вдруг ощутил, какой волшебной магией обладает целенаправленное, страстное слово… Скажи сейчас Артур Александрович, что нужно тут же встать и пойти врукопашную на Бекходжаевых, вряд ли кто уклонился бы, не говоря уже о том, чтобы усомниться душой в необходимости такого шага. Какой дух братства, единства, жертвенности витал над столом! И создал эту атмосферу Шубарин.
Собираясь на поминки, Амирхан Даутович никак не предполагал, что увидит такое сострадание своему горю, услышит столько искренних слов сочувствия, взволнованные заверения в том, что он всегда может положиться на них, сидящих за столом, в борьбе со своими недругами, сгубившими его жену. Не рассчитывал он и пить более одной-двух рюмок армянского коньяка «Ахтамар», любимого Икрамом Махмудовичем, главным администратором по части достать — столы были тесно уставлены бутылками, но как можно было отказаться, если обращались к тебе с такими трогательными словами и заверениями.
Взволнованные речи не мешали бесшумным официантам без устали сновать взад-вперёд, меняя холодные закуски на горячие, одни деликатесы на другие, выставлять все новые и новые батареи охлаждённого «Боржоми». Принесли и первое горячее — плов из перепёлок, который, как объявил Файзиев, он приготовил по такому случаю сам. Постепенно в банкетном зале становилось все более шумно, как и в большом, к плову появились за столом новые лица, в основном люди, близкие Артуру Александровичу и Икраму Махмудовичу. Шубарин, державший все под контролем, глазами отдавал распоряжения все понимающему Адику, не забывал ухаживать за Амирханом Даутовичем, замечая, что тот время от времени как будто выпадает из компании, проваливаясь памятью в прошлое. Подкладывал прокурору закуски, потчевал, как хлебосольный хозяин: попробуйте — это миноги, или вот этот особый салат из молодого папоротника, его регулярно присылают бухгалтеру с Камчатки, или шампиньоны, приготовленные по давнему греческому рецепту, хранящемуся в семье Георгади.
На улице давно стемнело, и в распахнутые настежь окна банкетного зала врывался свежий ветерок. Наступало время его каждодневной прогулки, но уйти из-за стола было неудобно, хотя прокурор ощущал потребность побыть одному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99