А здесь…
Он взял у Маруськи кольт, щелкнул задвижкой, и барабан послушно откинулся влево. Нажал головку экстрактора, и все патроны высыпались в подставленную ладонь.
— Ли-ихо, — протянул Коля. — Мне бы такой.
— Все будет, — Сергеев спрятал револьвер в боковой карман. — Требую от вас, товарищи, самой жесткой революционной дисциплины. Вы должны быть готовы к любым неожиданностям. К чему я об этом говорю? Вот получили мы сегодня сообщение — чиновники сыскного обещают устроить новой власти «кузькину мать».
— Очень интересно, — сказал Никита. — Вроде бы культурные люди, интеллигентные.
— Другое интересно, — заметил Бушмакин. — В какой, так сказать, форме они намерены это сделать?
…Над притихшим Петроградом опустилась долгая осенняя ночь. Бушмакин затоптал самокрутку и шагнул в темноту. Коля, Вася, Маруська и Никита двинулись следом. Было безлюдно. Обыватели притаились по углам. Электростанция не работала — темень, хоть глаз выколи. Звук шагов гулко отлетал от мостовой, заставляя запоздалых прохожих вжиматься в стены домов: кто их знает, этих пятерых. На Дворцовую площадь вышли со стороны Мойки. Справа, без единого огонька, мрачной глыбой чернел Зимний. Слева на фоне светлого неба плавно изгибалась дуга Главного штаба и министерства финансов. Посредине площади подпирала низкое небо колонна, а на ней — ангел с крестом в руках.
— Это вот и есть этот… как его? — силился вспомнить Коля.
— Символ царизма, — подсказал Никита. — Один дурак сказал, а другой повторяет.
— Да не-е-е, — Коля завертел головой. — Я не к тому. Я о том, что красиво здесь.
Подошел патруль. Вспыхнул луч фонарика, негромкий голос приказал:
— Документы?
Слабый свет выхватил из темноты строгие лица матросов…
— Уголовный розыск, — вслух прочитал матрос. — Это как же понимать?
— Это вместо сыскного, — сказал Бушмакин.
— Интересное дело, — матрос вернул документы. — Не зазорно рабочему человеку таким дерьмом заниматься?
— Ишь ты, — недобро протянул Бушмакин. — Чистюля выискался. Ты вот кто по профессии? Комендор? Кочегар? Кто?
— Минер я, — удивленно ответил матрос.
— А чего же ты не на корабле, а по улицам шляешься? — ехидно спросил Бушмакин. — Ну и молчи, коли ума нет!
Пошли дальше. Напротив главных ворот дворца Бушмакин остановился:
— Слышь, Коль. Здесь жил царь. Романов Николай Александрович. Второй. Кровавый.
— Один жил? — с недоверием спросил Коля.
— Один.
— Плохо это. У нас в деревне у иного крыша над головой валится, а под крышей — пятнадцать душ. Зачем одному человеку столько? Обожраться, что ли, право слово…
— Это ты верно сказал, — кивнул Бушмакин. — Что было в прежней жизни? Обжорство! А с другого конца — голод. А мы сделаем так, чтобы все были сыты, одеты, обуты и крыша над головой была… И никогда не допустим, чтобы у одних было много, а у других — ничего.
Коля задумался на мгновение:
— Мужики сказывали — царь добра хотел. А все это от управителей. Они от царя правду скрывали и народ мучали.
— А ты, дурак, и поверил, — вмешался Вася. — Ты раскинь мозгами: ну какая разница между царем и министрами? Один хапал больше, другие меньше, вот и все. А девятое января да Ходынку вместе готовили.
— Кто в России главный, тот во все времена главный вор, жулик и подлец, — поддержал Никита. — Всегда так было.
— А теперь не будет, — уверенно сказал Бушмакин. — Теперь народ — хозяин. С любого отчет спросим. Пошли, ребята, заболтались.
…Светало. Угловое здание на Гороховой чернело провалами окон. Парадная дверь была не заперта. Вторая дверь, в вестибюле, предательски заскрипела, и все замерли, словно мальчишки, застигнутые на месте преступления.
— Тьфу! — замотал головой Бушмакин. — Да что же это мы? Воровать пришли?
— Вы же сами велели тихо, — обиженно заметил Вася.
— Велел не велел, ты меня не одергивай, молод еще! — рассердился Бушмакин. — У кого есть спички?
Никита послушно чиркнул спичкой. Красноватое пламя отразилось в огромном зеркале. Маруська подошла к нему и удивленно провела рукой по гладкой холодной поверхности.
— Мне бы такое, — задумчиво сказала Маруська. — Женщина с таким зеркалом — непобедима.
— Нашла время, — буркнул Коля.
— Глупенький ты. Этого вы, мужики, никогда не поймете.
Вася нашел свечу. Слабый, неверный свет выхватил из темноты часть вестибюля и лестничный марш с ковром, который прижимали к ступеням блестящие бронзовые штыри.
На втором этаже — длинный, уходящий во тьму коридор с десятками дверей по обе стороны.
— «Третье делопроизводство», — прочитал Никита табличку на одной из дверей.
— Зайдем, — решил Бушмакин.
Пламя свечи высветило несколько обшарпанных канцелярских столов и уходящий под потолок шкаф с картотекой.
— Вот это да! — Вася от удивления даже прищелкнул языком.
— Что там? — спросил Бушмакин. — Ну-ка, посмотри.
Вася выдвинул самый нижний ящик:
— Карточки какие-то… «Фа-рма-зоны…» — прочитал он по складам.
— Ну и кто, кто эти… они кто? — нетерпеливо допытывался Бушмакин. — Чем занимаются, где живут?
Вася наугад вытащил одну карточку.
— Волин Дмитрий Иванович, уроженец села Летихино… Орловской губернии… Проживает: Пустая улица, дом пять.
— Это на Малой Охте, — вставил Никита.
— Ну и что он, этот Волин? — не унимался Бушмакин. — Чего ты, как пыльным мешком прибитый?
— Фармазон он, — убито сказал Вася.
— Вероятно, следует читать «франк-масон», — объяснил Никита. — Член тайного общества декабристов…
— Каких еще декабристов… — застонал Бушмакин. — Ну при чем здесь они? — Он начал выдвигать один ящик за другим. — «Медвежатники», «форточники», «скокари», «гопстопники»… Черт знает что!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193