Нос и рот, практически сшитые вместе, были перевязаны, все это донельзя распухло и цвет имело фиолетово-синюшный. Говорить он не мог, пил только через трубочку.
– Ну, как ты? – задала я вполне бессмысленный вопрос.
Он только в отчаянии закатил глаза к небу.
– Что ж, надо стиснуть зубы и терпеть, – сказала я, прекрасно осознавая, что, с учетом нанесенных увечий, совет этот звучит довольно подло.
Рассказать ему, что потом натворил Дитер? Левин дал понять, что и так знает. На клочке бумаги он написал, что к нему в больницу приходил полицейский, хотел его допросить, но понял, что Левин пока не способен давать показания. Но все-таки рассказал Левину, что Дитер с тяжелым ранением лежит в реанимации, в этой же больнице.
– Он выкарабкается? – спросила я.
Левин пожал плечами.
Я показала ему синяки на шее, Левин кивнул: он в курсе. Мы с ним товарищи по несчастью. Ни о разводе, ни об отцовстве речи не было.
– Что тебе принести? Книги, сок, детское питание? – спросила я.
Левин написал: «Путеводители, комиксы, питье, только не кислое, можно банановый сок».
Я пообещала в следующий раз принести.
Потом подалась к реанимации. Дежурная медсестра о прогнозах предпочла не распространяться, а лишь уведомила меня, что посещение больных сразу после операции у них запрещено.
Только я пришла домой, позвонил Павел.
– Что лучше – нам к тебе зайти или ты к нам забежишь? – спросил он.
Вообще-то детям у меня нравится, дома всегда есть в запасе молоко и какао, а в это время года еще и горы рождественского печенья.
Леночка и ее братец Коля не без отцовской помощи соорудили у меня в саду снеговика, вокруг которого теперь опасливо расхаживал Тамерлан.
– А у тебя санки есть? – поинтересовался Коля.
Санки у меня нашлись, но вот горки не было.
Это навело Павла на мысль выехать с детьми на пару дней в горы.
– Поедешь с нами? – спросил он вдруг.
Я бы с удовольствием, но изнурительные автопробеги к альпийским красотам, в Австрию или Швейцарию, нет, это не для меня.
– От тебя никто этого и не требует, – сказал Павел. – Я не горнолыжный ас, меня вполне устроит катание на санках с гор, а это доступно и у нас в Оденвальде. И ребятам после кори хорошо побыть на воздухе.
Раз так, мы решили не тянуть, ведь школьные каникулы скоро заканчивались.
Павел повез нас на местный курорт. На автостоянке снег отнюдь не сиял белизной, выхлопные газы множества машин оставили на нем свои следы, крупинками гари черневшие на сахаристом насте, из-под которого островками пористого шоколада кое-где проглядывала перепаханная под зиму земля. Сгорая от нетерпения и спортивного азарта, мы выскочили из машины, но тут же замерли, пораженные красотой открывшихся далей. Ближе к горизонту горы как бы светлели, их холмистые цепи, укрытые снежной пеленой, убегали вдаль нежной зыбью. На белом фоне пологих склонов контрастно темнели серые яблоневые стволы, а зеленые заросли ежевики и красновато-коричневые кроны буков оживляли зимний пейзаж пятнами осенне-летней раскраски. Угрюмые ели, черные вороны, стена погоста.
Потом мы пустились в путь по отлогим полям, перелезая через изгороди загонов, позволяя детям взбираться на охотничьи вышки и качаться на покосившихся стволах, по-братски разделив в замшелой охотничьей хижине запас мармеладных мишек. Павел объяснял сыну (зевавшему от этих объяснений), как по мху и лишайникам на коре деревьев определять север и юг, показывал прихваченный из дома иллюстрированный каталог местных видов певчих птиц, с тем же, что и дети, азартом крушил каблуками хрупкий лед на замерзших лужах. Довольно долго нас преследовала любопытная сойка.
Оглядываясь, я не без удовольствия созерцала наши прихотливо переплетающиеся следы: любой следопыт определил бы их как следы небольшой семьи, дружной и веселой.
В конце нашего довольно длинного пешего перехода ленивцы-дети потребовали, чтобы мы везли их на санках. Потом мы все сидели в теплом ресторанчике и играли в игру под названием «Я вижу, а ты не видишь».
– Теперь решайте, – сказал Павел детям, – кто ночует в моей комнате, а кто с Эллой?
Ну конечно, так я и думала.
Дети посматривали в мою сторону и застенчиво молчали. Потом Лена заявила:
– Я хочу к папе.
Коля в свои шесть лет был уже слишком вежлив, чтобы просто так отклонить мое общество. Поэтому он сказал:
– Пусть лучше взрослые спят в одной комнате, а дети – в другой.
Мы с Павлом переглянулись. И я кивнула – боюсь, что слишком поспешно.
В ту ночь мы хотя и спали в одной комнате, но не спали друг с другом. Сперва, как любящая супружеская чета, мы долго беседовали, потом Павел погасил свет. Среди ночи я вдруг почувствовала, что кто-то лезет ко мне в постель. Это была Лена. Я включила ночник и увидела, что Коля притулился рядом с отцом.
Левину я попросила передать, что на несколько дней уеду. Пусть он на меня обидится, но я предпочла заботиться о своем еще не рожденном ребенке. И правда, эти три дня на свежем зимнем воздухе, длинные пешие прогулки и послеобеденный сон пошли мне на пользу.
Зато вечером после первого же рабочего дня, когда я снова сидела у койки Левина, он уже смог кое-как прогнусавить мне свои упреки. Он даже не спросил, где я была, только жаловался на свое горькое беззубое существование. Через два дня он уже будет дома, но потом ему предстоят мучения у протезистов.
– А как Дитер? – осторожно поинтересовалась я.
Как ни удивительно, Левин даже сподобился его навестить. Дитер уже переведен из реанимации и явно идет на поправку, но ужасно подавлен. Короче, выяснять отношения ни с одним из моих мужчин пока что невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54