"
На платной стоянке перед кафе припарковалась спортивная машина бирюзового цвета. Из нее вышла молодая невысокая женщина со стройной фигурой и слегка подпрыгивающей походкой, по которой человек посвященный без труда мог распознать профессиональную балерину. На ней были синие обтягивающие джинсы и белая рубашка с широким воротом, под которым виднелась изящная золотая цепочка венецианского плетения.
Добржанская спокойно и уверенно вошла в кафе, где безошибочно определила среди посетителей своего предполагаемого собеседника, и направилась к нему.
— Здравствуйте. Вы майор Старостин? — спросила она, усаживаясь напротив.
Он слегка приподнялся на стуле:
— К вашим услугам. Елена?
— Да. — Она небрежно взмахнула рукой, подзывая официантку. — Салат из креветок и апельсиновый сок.
Молоденькая симпатичная официантка в форменной одежде вопросительно посмотрела на Старостина. Он приподнял пустую чашку кофе:
— Повторите, пожалуйста.
Народу в кафе было немного — посетителей отпугивали непомерно высокие для заведений подобного рода цены.
— Времени у меня мало, — сразу же поставила майора в известность Добржанская, — поэтому давайте побыстрее и поконкретнее. В чем причина такого интереса МУРа к скромной персоне театральной гримерши? Перерасход белил, тонального крема или что-нибудь в этом роде?
Усмехнувшись, Старостин парировал:
— Это — по другому ведомству. А относительно скромности ее особы я бы не был столь категоричен. Насколько мне известно, не каждая гримерша может причислить к своим подругам артистов с мировым именем.
Добржанская лишь неопределенно повела плечами.
— Я занимаюсь расследованием одного преступления. Все выглядит довольно неясно, неопределенно…
— И поэтому вы решили, что Наташа Мазурова — преступница.
— Я этого пока не утверждал.
Официантка принесла заказ и удалилась. Осторожно поглядывая на балерину, которая занялась салатом, Старостин сказал:
— Если коротко, то меня интересует внеслужебная деятельность вашей подруги. Ведь Наталья ваша подруга?
— Да.
— А толчком ко всему послужила одна маленькая деталь ее внешности.
Елена подняла глаза.
— Какая деталь?
— Шрам на лице, причем довольно странной формы.
— На такую мысль натолкнуло вас знакомство с идеями господина Ломброзо — детали внешности и тому подобное?..
— Ну, положим, — осторожно отвел иронию Старостин, — Ломброзо интересовали врожденные признаки, а не приобретенные. Полагаю, вы не станете возражать против того, что шрам в форме креста на лице молодой девушки — это явление довольно необычное для нашего общества?
— Ну и что? — спросила Добржанская. — Среди людей, причастных к искусству, вам едва ли удастся найти слишком много нормальных, с точки зрения общества, людей. Вообще-то от вашего любопытства попахивает климовщиной.
— У вас, надо отметить, широкий кругозор, — хмыкнул Старостин.
— Читаю, знаете ли, на досуге.
— Так вы мне что-нибудь скажете о происхождении этого шрама?
— Мне об этом ничего не известно, — односложно заявила Елена.
Старостин, который внутренне не был готов к такому повороту событий, слегка растерялся. Собственно, все его догадки основывались на этой одной малозначительной детали. Больше уцепиться ему было не за что. Скудные, обрывочные сведения о детстве и юности Натальи Мазуровой не добавляли ярких красок к ее портрету. И все же он предпринял еще одну попытку:
— Я полагал, что это — результат каких-то бурных событий в прошлом.
— А какое вам дело до ее прошлого?
И снова Старостин задумался: действительно, что в прошлом этой девушки может интересовать следователя, ведущего дело об убийстве вокзальной проститутки? Разговор явно не клеился.
— Что вы знаете про ее родителей?
— Мало. Отец был морским офицером, мать, кажется, учительницей. Оба погибли в автокатастрофе.
— Это мне известно.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Надеялся, вам известно что-то еще.
Добржанская промолчала, отпивая из высокого стакана апельсиновый сок.
— Ну хорошо… Я знаю, что ее воспитывала родная тетя. Наталья рассказывала вам что-нибудь о ней?
— Ничего особенного. К своей тетке, насколько мне известно, Наталья особенно теплых чувств не питает. Пару раз упоминала ее в наших разговорах, но всегда с неприязнью.
«Ну вот. Хоть что-то стоящее… — подумал Старостин. — Придется взять на заметку ее тетушку».
Добржанская допила сок, остававшийся на дне стакана, и выразительно посмотрела на наручные часы. Старостин понял, что их малосодержательный разговор близится к концу. Узнать удалось не много…
— Я понимаю, что вы торопитесь. Но, может быть, ответите еще на один вопрос?
— Опять о прошлом Наташи или ее родственников?
— Как раз наоборот. У нее есть мужчина?
— Такой женщине, как Наташа, противопоказано держаться одного мужчины.
Она слишком свободолюбивый и независимый человек.
— Хорошо, несколько видоизменим постановку вопроса. В данный момент у нее есть что-нибудь вроде романа?
— Я в ее сердечные дела не лезу. В наших отношениях с Натальей меня привлекает как раз то, что мы не обсуждаем с ней интимных вопросов. Если это все, то извините — мне пора.
Провожая ее взглядом, Старостин с сожалением покачал головой. Он до сих пор был уверен, что знает подход к женщинам, умеет задеть нужную струнку, зацепить за живое, разговорить, вызвать на откровенность. Но одно дело — откровенность в кабинете следователя, когда у тебя в руках неопровержимые факты и доказательства и нужно только уметь использовать их. И совсем другое — искать черную кошку в темной комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108