Пребывающий в крайней степени возбуждения депутат просто выпрыгнул из машины. Наталья провела своего спутника по темному, насквозь провонявшему мочой и подвальной гнилью подъезду и остановилась у неказистой, обшарпанной двери. Нарочито громко звенела ключами, отпирая замок. Баранов, воспользовавшись моментом, обхватил ее за бедра, прижался к ней всем телом.
— Сергей Тимофеевич, потерпите еще пару минут.
— А что будет через пару минут?
— Сюрприз.
Она распахнула дверь и протиснулась в неслишком просторную прихожую.
«Протиснулась» потому, что Баранов почти висел у нее на плечах. Увлекая его за собой, Наталья вошла в комнату, пошарила рукой по стене и щелкнула выключателем. Загорелся свет.
В скупо заставленной мебелью совкового образца комнате на продавленном диване сидели громадный рыжеволосый детина со здоровенными ручищами и золотой фиксой во рту и сухощавый жилистый паренек с вьющимися темными волосами, смуглой кожей и хитрым взглядом смеющихся глаз.
Рыжий был Леня Михайлюк — младший брат Федора. Его спутник — Степа Цыганков, разбитной балагур, обладавший множеством практических талантов. Для него не представляло труда подобрать ключи к чужой квартире, вскрыть механический сейф, обезвредить не слишком сложную систему сигнализации, вскрыть машину и завести двигатель без ключей. Благодаря своей внешности и фамилии он получил кличку Цыгарь.
— Здорово, дядя! — весело произнес Цыганков. Баранов изумленно захлопал глазами и обернулся к Наталье:
— Это кто? Мы куда попали?
— Попали куда надо, дядя. Да ты не тушуйся, садись. Мы с тобой разговоры разговаривать будем.
Замутившийся от алкоголя взгляд депутата мигом прояснился. Он попятился к выходу, но тут с дивана, недвусмысленно поигрывая кулаками, встал Леня Михайлюк.
— Садись, — рявкнул он, — а то в рыло получишь! Почти двухметровый рост и соответствующий вес Лени произвели впечатление. Опасливо поглядывая на рыжеволосого детину, Баранов отступил в глубину комнаты.
Леня прислонился к дверному косяку, сложил руки на груди и, повернувшись вполоборота, сказал Наталье:
— Посиди на кухне. Сами разберемся.
Ничего не говоря, Наталья вышла из комнаты. Она не испытывала ни малейшего желания наблюдать за предстоящей экзекуцией. Присев на табурет у темного окна, достала из сумочки пачку «Мальборо» и закурила. Пальцы ее мелко подрагивали — ее бил нервный озноб.
— Вы, похоже, не понимаете, с кем связались? — обмерев от страха, произнес Баранов. — Я депутат Государственной думы. У меня иммунитет…
— Что-что у тебя? — ухмыльнулся Леня, демонстрируя мускулатуру.
— Я… — запнулся Баранов. — Я обладаю статусом депутатской неприкосновенности.
— Может, ты нам еще ксиву свою покажешь? — засмеялся Цыгарь. — Ты, дядя, не стой тут, как болт. Давай-давай, присаживайся! — похлопал он ладонью по протертому дивану.
Баранов еще пытался что-то возразить, но потом обреченно опустился на скрипучие пружины.
— Нам твоя неприкосновенность по херу, — все с той же радостной улыбкой прокомментировал ситуацию Цыгарь. — Мы не конторщики, а скорее коммерсанты.
— Какие еще коммерсанты? — наморщил лоб Баранов.
— Ну, ты же пришел заключить с нами сделку?
— Точно, Цыгарь, — кивнул Михайлюк-младший.
— Какую сделку? — непонимающе вертел головой Баранов. — Что вы от меня хотите?
Цыгарь, припомнив цитату из любимой книги, после короткого смешка сказал:
— Мы, гражданин Козырь, хотим от вас того же, чего хотел Коля Остенбакен от польской красавицы Инги Зайонц. Он хотел от нее любви.
В ответ раздался отчаянный скрип диванных, пружин.
— Чего? — Челюсть у депутата отвисла.
— Слышь, Лень, может, врезать ему по башке, а то он ни хрена понимать не хочет?
— Щас врежу, — с готовностью отозвался Михайлюк-младший, поигрывая увесистым кулаком.
— Только не по лицу! — взвизгнул Баранов.
— Короче, Козырь, — жестом остановив Михайлюка, продолжил Цыгарь, — в знак нашей взаимной любви ты должен купить у нас одну вещицу. Конечно, покупка обойдется тебе недешево, но ведь это ради любви к тебе и твоей роже, которой ты так дорожишь.
— Какую еще вещицу? Вы можете говорить по-человечески?
— Кассетку… маленькую такую. — Ловким, как у фокусника, движением Цыгарь извлек из нагрудного кармана джинсовой рубашки миниатюрный диктофон.
Щелкнув кнопкой, открыл крышку диктофона и продемонстрировал Баранову микрокассету. — Эта штучка обойдется тебе в двадцать штук баксов. Если скажешь, что тебе эта сумма не по карману, любви между нами не получится.
— Что? — задохнулся от негодования Баранов. — За эту ерундовину — двадцать тысяч долларов? Да ей десять рублей красная цена в базарный день!
— Слышь, Леня, он точно идиот, — не теряя веселого расположения духа, заметил Цыгарь, — абсолютно не въезжает, сколько может стоить любовь. Другие за любовь жизнь кладут, на край света готовы пойти, в шалаше жить, а этому двадцать штук жалко.
— Цыгарь, — угрожающе шевельнулся Леня, — дай я ему врежу. Может, поумнеет?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — лопотал Баранов, не сводя взгляда с двухметровой фигуры Лени Михайлюка. — Подсовываете какую-то кассету, долдоните о какой-то любви… Какой Зайонц? Какая любовь?
— А еще депутат, — с издевкой передернул плечами Цыгарь. — Даже книг в детстве не читал. Зайонц — это не он, а она. Может, мы ошиблись и он вовсе не козырный?
Постоянно всплывавшая в этом странном разговоре агентурная кличка Баранова не давала ему покоя. Сначала он подумал, что попал в руки к обыкновенным бандитам, потом — что эти бандиты, чего доброго, могут оказаться сотрудниками компетентных органов, которые таким экстравагантным способом выходят с ним на связь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108