Сделав несколько глотков, девушка достала из сумочки маленькую бархатную коробочку.
— Деньги товар — деньги, — по-деловому произнесла она.
Молодой человек передал ей в руки длинный узкий конверт.
— Здесь ровно половина, как договаривались. Не мешало бы вспрыснуть удачную сделку.
— А чем мы, по-твоему, занимаемся? — Она демонстративно подняла картонный стакан. — Ты же знаешь, я спиртное не люблю. А тебе надо поторапливаться, чтобы вернуть колечко на место.
— Само собой, — кивнул он. — Это же «Ван Клифф и Арпельс»… производства смоленского завода ювелирных изделий.
Они дружно рассмеялись.
— Ну, Натали, смотрю я на тебя и не перестаю восхищаться. Честно говоря, я немного струхнул, когда предлагал ему расплатиться кредитной карточкой. Не приведи господь согласился бы…
— Исключено, — отрезала она. — Жена держит его в ежовых рукавицах. Он мне сам признался, что она постоянно интересуется состоянием его банковского счета. Сердюков, конечно, сексуально озабоченный чинуша, но не такой дурак, чтобы засвечивать свои взятки.
— Тогда выпьем за продолжение сотрудничества.
— Какого еще сотрудничества? — вскинула брови Наталья.
— Какого пожелаешь. Можно делового, а можно и…
Девушка даже не удивилась. Лишь вздохнула почти обреченно: и этот, мол, туда же.
— Послушай, Сережа, — начала она тоном школьной учительницы, — ни о каком деловом сотрудничестве не может быть и речи. В том, что сегодня произошло с Сердюковым, виноват только он один, и никто больше. Поэтому мне его нисколько не жаль. Сам напросился. Сам, слышишь? На дураках воду возят. Но это не значит, что я — рыболов-спортсмен по поимке «карасей». Напросится еще кто-нибудь на неприятность, снова обращусь к тебе за помощью. Но это будет просьба об услуге, а не деловое, как ты выражаешься, сотрудничество.
— Ладно-ладно, — зашептал поспешно продавец. — Это я так… А может, как-нибудь поужинаем вместе?
— В каком?
— Что в каком?
— В каком месте? — улыбнулась она.
— А… ты про это…
— «Про это» по НТВ показывают, Сережа. И ужинать нам с тобой не стоит.
— Почему?
— Еще влюбишься в меня, и тогда — прощай, спокойная жизнь женатого человека. Или тебя интересуют серьезные отношения на стороне?
— В общем, нет, — сконфуженно признался молодой человек. — Я просто подумал…
— Старайся меньше думать, Сережа. Это очень обременительно и вообще — занятие неблагодарное.
Наталья схватила сумочку, резко поднялась и, не попрощавшись, с независимым видом направилась в сторону стеклянной двери, постукивая по отполированному до блеска полу тонкими каблучками.
«Вовсе не обязательно тебе, Сережа, знать, почему я так обхожусь с этими слизняками, — мысленно продолжала она разговор. — Мой отец носил гордое имя Александр, был сильный, мужественный и обветренный ветрами военный моряк».
Она почти не помнила своего отца. Время стерло детали, и теперь он представлялся ей именно таким, мужественным, благородным мужчиной.
«Но он погиб из-за такого вот слизняка! Однако я не мщу… Нет, это не месть. Да и какое отношение ко всему этому имеют Сердюков и ему подобные? Я просто восстанавливаю высшую справедливость. Указываю им то место, которое они заслуживают. И пусть у меня нет силы и отваги отца, чтобы сражаться с ними на равных. Я уничтожаю их морально, что гораздо эффективнее. И не им тягаться со мной. В этом мне нет равных!»
Глава 2
У служебного входа в театр оперы и балета, как всегда, было многолюдно.
Несколько музыкантов из оркестра бурно обсуждали подробности вчерашнего банкета, устроенного по поводу юбилея главного дирижера.
— Она заходит в подсобку репетиционного зала, а он там Нинку из корды шарит.
— Какую Нинку? У которой муж — инвалид?
— Нет, ту, что в прошлом году из Испании привезла норковую шубу. Ну, помнишь, еще в аэропорту скандал был? Она хотела четырнадцатипроцентную пошлину вернуть, а в банковском отделении аэропорта были одни песеты. На хрена ей эти песеты, ей баксы были нужны.
— Ага, вспомнил. Она тогда на уши весь оркестр поставила. Так что, он ее поимел?
— Да он вчера мог поиметь весь театр. Юбиляр как-никак…
Несколько угрюмых грузчиков тащили через служебный вход тяжелые металлические кофры с проржавевшими уголками. Стайка студенток хореографического училища задержалась у входа после репетиции в классе известного балетмейстера, обмениваясь впечатлениями:
— Вы видели, как он на меня смотрел? Видели?
— Ну и что, ему просто понравились твои ноги.
— Ой, не просто понравились!
— Брось, Танька, они же все голубые.
— Так уж и все?
— Ну, может быть, два-три старикашки старорежимных только и осталось.
— А он немолод.
— Ладно тебе задаваться.
— Вот посмотрим, что вы запоете, когда будет экзамен…
За свою не слишком долгую жизнь Наталья Мазурова вдосталь наслушалась подобных разговоров, чтобы пропускать их мимо ушей. В свои двадцать семь она считала себя старожилом театрального мира. Тем более что даже ее первые детские воспоминания были связаны с богемным закулисьем.
От станции метро ей пришлось идти спорым шагом, почти бежать. Проскочив мимо завсегдатаев театрального подъезда, она с усилием рванула на себя ручку тяжелой дубовой двери. Вахтерша приветствовала ее ласковой и одновременно ироничной улыбкой.
— Здравствуй, Наташенька. Опять опаздываешь?
— Вас это еще удивляет, Фаина Яковлевна? — улыбнулась Наталья, поправляя бретель джинсового комбинезона.
На ее простом, открытом, без малейших следов макияжа лице благожелательно лучились большие зеленые глаза. Разве что взгляд был слишком глубоким и цепким для простой театральной гримерши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108