У меня есть еще большой кусок. Подожди, я его сейчас принесу.
Он вернулась в комнату с куском воска и сделала слепки с обоих замков.
— Отнеси их слесарю, — сказал Демба, — но будь осторожна и предварительно обдумай, что скажешь, чтобы у него не возникло подозрений.
— Нет, я не к слесарю пойду. У соседей в семье старший сын состоит учеником в большой мастерской. Он очень ловок. Нам он уже несколько раз исправлял замки. Теперь, в обеденное время, он, наверное, дома. Я скажу ему, что потеряла ключик от своего дневника. Сам дневник я не могу ему принести, скажу я ему, потому что там есть вещи, которые ему нельзя читать. Вот почему я сделала слепок, скажу я. Это его никак не может навести на подозрения… Так ты подожди меня, я сейчас туда сбегаю.
Возвратилась она только через пять минут. Но лицо у нее совсем раскраснелось от волнения и радости.
— Все сошло превосходно. Сначала он хотел непременно получить дневник, сказал, что без него нельзя обойтись. Он, знаешь ли, очень за мною ухаживает, и ему бы хотелось знать, нет ли в дневнике чего-нибудь про него. Вот почему он этого добивался. Но я его уговорила.
В восемь часов, когда он придет с работы, он отдаст мне ключ.
— Только в восемь часов?
— Да, в восемь. Раньше невозможно. До этого времени придется подождать. Но знаешь ли что? Сиди дома, запрись и никого к себе не пускай. А в восемь часов я приду к тебе с ключом. Ты должен сам открыть мне дверь, когда я позвоню. Увидит меня кто-нибудь?
— Нет.
— Ты будешь один? Ты ведь с кем-то вместе снимаешь комнату?
— С Микшем. Он по вечерам уходит на службу.
— Мне интересно, как выглядит твоя комната. Я еще никогда не бывала у тебя. Наверное, беспорядок страшный. Я у тебя приберу. Прежде, когда ты у нас жил, я у тебя частенько приводила в порядок письменный стол. Теперь иди домой и жди меня. Тебе нельзя ходить по улицам! Иначе ты выдашь себя. Обещай мне сидеть дома, Стани!
Но голова у Станислава Дембы занята была одной только мыслью: устранить соперника посредством денег. Это лишало его и ума, и осторожности.
— Это невозможно, — сказал он. — Домой мне теперь нельзя идти. Микш еще дома. Он уйдет только вечером. Да и дела у меня есть, я ведь говорил тебе. Я должен раздобыть деньги.
— Для Сони. Я знаю, — сказала Стеффи и кивнула головою.
Демба хитроумно надел шляпу на голову причудливо равномерным движением обеих рук, напоминавшим одну из фигур на стенной росписи египетских царских гробниц. Затем он встал.
— Стани! — сказала Стеффи Прокоп. — Стани, тебе все-таки следовало бы где-нибудь запереться и не показываться никому. Послушайся же меня. Тебе грозит такая опасность…
Она умолкла. На диване старик Прокоп шевельнулся.
Оба насторожили слух.
— Слышал он что-нибудь? — прошептал Демба.
— Нет, — шепнула в ответ Стеффи. — Он не просыпался. Стани, послушайся меня. Если кто-нибудь увидит, что ты…
— Дитя мое, это как раз меня и соблазняет, — сказал Демба заглушенным голосом. — Видишь ли ты, с этими наручниками я стою в стороне от мира. Противостою совсем один миллионам других людей. Всякий, кто только на миг заметит мои скованные руки, становится с того же мгновения моим врагом, пусть бы он до этого был миролюбивейшим человеком на свете. Он не спрашивает, кто я такой, не спрашивает, что я сделал, он охотится за мною, и если бы на улице вдруг появился вепрь, или лисица, или серна, то и тогда охота не могла бы стать такой безжалостной и свирепой, как в том случае, когда бы у меня свалилась на землю накидка и открыла мои руки.
— Вот видишь, — сказала Стеффи, — это я и хотела сказать.
— Но это меня манит, Стеффи. Это привлекает меня. Я спокойно и уверенно расхаживаю среди миллионов врагов, которые не узнают меня, и смеюсь над ними. Сегодня утром я мог бы еще, пожалуй, выдать себя. Тогда я был новичком. Но теперь… Ты не можешь себе представить, какой у меня уже навык в том, чтобы не показывать рук. Мне почти жаль, что эта комедия продлится только до вечера. Сегодня вечером в восемь, не правда ли? А теперь будь здорова.
Стеффи проводила его до дверей.
Куда же ты теперь? — спросила она.
Примусь за работу! — сказал Демба и начал спускаться по лестнице.
Глава ХI
Фрау Гирш, супруга присяжного поверенного, живущего на Эслинггассе, вошла, немного запыхавшись, в кабинет мужа. Она тотчас же опустилась в кожаное кресло, предназначенное для клиентов и стоявшее возле письменного стола адвоката, астматически перевела дыхание и протянула мужу несколько кредитных билетов.
— Скажи, Роберт, что мне делать с этими восемьюдесятью кронами?
— Передо мною как раз постановление о продаже с молотка виллы «Эльфида» в Нойвальдегге. Двенадцать комнат, службы, гараж, дивный парк, в двух минутах пути от трамвая… Поезжай и прими участие в торгах.
— Нет, не шутя, я нахожусь в затруднении. Я не знаю, мои ли это деньги или не мои. Это — жалованье за месяц господина Дембы, репетитора Георга и Эриха. И, представь себе, Демба не хочет его взять.
Жалованье за месяц? Разве сегодня первое число?
Нет, но он уже сегодня попросил жалованье.
— И не хочет его взять?
Адвокат стряхнул пепел с сигары.
— Да, не хочет. Послушай, что произошло. Четверть часа тому назад раздается звонок, и входит Анна: «Сударыня, это господин Демба». Я удивлена и думаю: «Что ему понадобилось теперь, в два часа дня? Мальчики ведь до четырех в гимназии, он это знает». Я как раз принимала счет у кухарки и велела ему сказать, чтобы он подождал немного в гостиной, что я сейчас приду. Пусть посидит. Разделавшись с кухаркою, иду в гостиную.
Фрау Гирш приостановилась, чтобы передохнуть, испустив легкий вздох, который должен был выразить, как ее донимают повседневные заботы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54