Я поднял воротник пальто и медленно пошел вперед, с трудом прокладывая себе путь сквозь снег и ветер.
С той поры прошла неделя... Четвертого февраля, в воскресенье, около девяти часов вечера, я в последний раз направился к дому барона фон Малхина.
По дороге я встретил одного-единственного человека. Я сразу же узнал его: то был мой пациент, жаловавшийся на невралгические боли. Он хотел было пройти мимо, но я остановил его.
- Куда это вы? - окликнул я его.- Не ко мне ли? Он отрицательно покачал головой.
- Я иду на проповедь,- закричал он мне.
- На проповедь? - спросил я.- И где же сегодня проповедуют?
- Сегодня проповедуют повсеместно, по всей деревне,- ответил он.Проповедуют беднякам. Собрались у булочника, у кузнеца и на постоялом дворе. Я лично иду на постоялый двор.
- Ну хорошо, идите, да только смотрите не простудитесь! - крикнул я ему.- И пусть вам придется по вкусу пиво на постоялом дворе!
- Прощайте! - ответил он и побрел дальше по снегу. Барона фон Малхина я застал в приемной. Бибиш там не было.
* Моя вина! (лат.) - классическая формула покаяния.
Глава XXII
Барон фон Малхин в одиночестве сидел в приемной. День, которого он так долго ждал, наконец наступил. Он встретил его спокойно - даже сейчас в нем не было заметно каких-либо признаков волнения. На столике перед ним стояла наполовину выпитая бутылка виски, в руке он держал сигару. Синеватый дымок неторопливо поднимался к потолку.
Он осведомился у меня о князе Праксатине, которого не видел весь день. Я ничего не мог сообщить ему по этому поводу. Охваченный тревогой, я постоянно думал о Бибиш. И здесь ее не было. Куда же она подевалась? У меня не хватало духу спросить об этом барона. Коротким, почти повелительным жестом он указал мне на стул. Я совсем уже было собрался уйти, но... Очутившись лицом к лицу с бароном, я поневоле почувствовал величие момента и был принужден остаться...
Он начал говорить.
Он еще раз набросал передо мною проект фантастического, готически устремленного в высь здания своих планов и надежд, а я слушал, потрясенный и захваченный смелым полетом его мыслей. Бутылка виски давно уже опустела, все гуще и тяжелей становились клубы сигарного дыма. Барон продолжал втолковывать мне об императоре подлинно королевской крови и о том новом царстве, которое должно было наступить вопреки заблуждениям и обманчивым надеждам толпы.
- А Федерико? - спросил я, ощущая, как некое необъяснимое чувство тревоги охватывает меня, повергая в трепет.- Знает ли он о своем предназначении? Чувствует ли он себя в силах справиться с возлагаемой на него задачей? По плечу ли она ему?
Глаза барона фон Малхина засверкали фанатичным огнем.
- Я учил его всему тому, чему обучал своего сына Манфреда Фридрих II,сказал он.- Я обучал его природе мира, созданию тел и становлению душ, преходящей материи и неизменности вечных вещей. Я учил его жить с людьми и вместе с тем над людьми. Но в крови этого царского рода таится истинная благостность. Тем, в чьих жилах течет эта полубожественная кровь, дано знать то, что мы можем лишь предполагать или с огромным трудом изучать. Федерико - это предреченный Сибиллами Фридрих II. Он перевоплотит время и изменит его законы.
- А что же вы? - спросил я.- Где будет ваше место в это перевоплощенное время?
По губам его скользнула блаженная улыбка.
- Я буду для него тем,-сказал он,-чем был для Спасителя Петр. Маленький, ничтожный рыбарь, но всегда находящийся подле Него.
Он встал и начал прислушиваться к чему-то.
- Вы слышите колокольный звон? - спросил он.-Слышите?! Это крестьяне выстраиваются у церкви в процессию. Сейчас они придут, распевая старинные песни о Пречистой Деве Марии, как в незабвенные времена моего деда.
Я и впрямь услышал звон колоколов. "Церковь пуста! -гудели они.Церковь пуста!"
Каждый удар колокола молотом ударял мне в сердце. В душе моей проснулся страх, и страх этот рос с каждым новым ударом. Постепенно он возрос до таких размеров, что я больше не мог переносить его, и мне показалось, что сердце мое вот-вот разорвется.
Холодный порыв ветра пронесся по комнате. Барон поглядел поверх моей головы на дверь.
- Как, это вы?! - произнес он изумленно,- Что вам от меня угодно? Я не ожидал вас в этот час.
Я обернулся. В дверях стоял школьный учитель.
- Вы еще здесь, господин барон? - пробормотал он, едва переводя дыхание.- Я бежал сюда со всей возможной для меня скоростью. Почему вы еще не скрылись? Разве вы не знаете, что там творится?
- Знаю! - торжественно ответствовал барон фон Малхин.- Это звонят колокола, возвещающие приближение огромной процессии крестьян, распевающих гимны Пречистой Деве Марии.
- Деве Марии? - воскликнул школьный учитель.- Колокола? Господи, вы совсем с ума сошли! Да, колокола и впрямь звонят, но они бьют воровской набат. Да, крестьяне и впрямь поют, но только не гимны Деве Марии, а "Интернационал". Они хотят спалить ваш дом, господин барон!
Барон посмотрел на него недоумевающим взглядом и не произнес ни слова.
- Чего вы еще дожидаетесь? - закричал школьный учитель.- Идут ваши арендаторы, господин барон! Ваши крестьяне, вооруженные молотильными цепами и косами. Мы с вами никогда не были друзьями, но сейчас дело идет о спасении вашей жизни. Да перестаньте вы стоять как столб! Выводите из гаража автомобиль и бегите!
- Слишком поздно! - услыхали мы голос пастора.- Они оцепили весь дом. Они не выпустят его.
Опираясь на руку Федерико, пастор медленно спускался по винтовой лестнице с верхнего этажа. Сутана клочьями свисала с его тела, а большой белый в синюю клетку носовой платок, который он прижимал к своей щеке, был запачкан кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52