Например, подкрасться к Хассану и отобрать у него пистолет. Я могла бы умереть, пытаясь сделать это, но подобная смерть так же глупа и бесплодна, как многие мои недавние усилия. Неужели я не способна хотя бы однажды придумать что-нибудь дельное?
В моей власти было лишь одно: ползти вперед, невзирая на боль. Не отказываться от попытки добраться до института. В конце концов, все мои теории так и остались теориями. Эфемерными, как лунный свет, и, возможно, такими же обманчивыми.
И тут я услышала голоса.
В глухой тишине ночи они разносились далеко. Я узнала их тотчас же — узнала оба голоса.
Я вскочила на ноги, забыв, что в лунном свете видна как на сцене. Перед глазами у меня больше не было тумана, зрение прояснилось от ужаса и от того, что мои худшие опасения подтверждались. Я видела все отчетливо, как в телескоп.
Слева, в тридцати ярдах от меня, зияла бездна главной Долины царей. Справа, словно мелом проведенная линия по белой бумаге, тропинка через плато. На тропке два человека — видны лишь их темные силуэты — двигались и разговаривали.
Ожидаемый выстрел прогремел раньше, чем я успела закричать. Осколок скалы вонзился мне в икру, будто пчела укусила. С глупым самодовольством я торжествующе подумала, что логика моих рассуждений оказалась верна. Хассан, как и двое других, определенно находился где-то поблизости.
Я поступила так, как только перед этим считала глупым поступать, — стала прыгать, размахивать руками, выкрикивать какие-то фразы, смысла которых, если таковой в них имелся, дальше чем в десяти футах было не разобрать. Я совершенно забыла о Хассане с его пистолетом, все мои чувства были сконцентрированы на двух призрачных фигурах на тропе, темневших слишком далеко...
Одна из фигур развернулась к другой в движении, явно означавшем угрозу, даже если нельзя было уловить подробностей пантомимы. Тогда одна тень осталась лежать на земле, а другая побежала, но не ко мне, а к тому месту, где тропка, перевалив край плато, ныряла в Долину. Я не могла понять на таком расстоянии, был ли упавший мужчина сражен ударом кулака, пистолетным выстрелом или же ударом ножа, и уж меньше всего могла разобрать, кто был упавшим.
Мне не очень хотелось бы вспоминать, как глупо я выглядела, когда мчалась, перескакивая через валуны, в развевавшейся юбке и с всклокоченными волосами, и вопила, как злой дух, дурным голосом, дико размахивая в воздухе кинжалом с золотой рукояткой, — последнее обстоятельство особенно заставляет меня краснеть.
Я готова была воспользоваться своим оружием, однако, когда я подбежала к Хассану, все было кончено. Парень лежал навзничь, утопая в пышных складках своего балахона. Глаза его были закрыты, поэтому я поняла, что он жив. Луна сделала светлой его смуглую кожу, придав лицу неземную красоту и безнадежно обманчивую чистоту.
Я посмотрела на мужчину, стоящего над ним, часто и тяжело дышащего, как гончий пес.
— Он тебя не застрелил? — спросила я, как полная идиотка.
— Ну, если хочешь, застрелил, — сказал Джон и, опасливо поглядывая на мою занесенную для удара руку, добавил: — Так что тебе не понадобится приканчивать меня этим кинжалом.
Темное пятно на его правом боку не было тенью. Моя рука упала вниз, словно подрубленный сук, и Джон отпрянул, когда кинжал царапнул его по плечу.
— Черт тебя подери! — взревел он, и знакомый рык, безмерно дорогое лицо с грозно сдвинутыми черными бровями доконали меня. Я бросилась на него и обхватила обеими руками за талию. Он издал громкий, совсем негероический вопль.
— Тебе полагается просто скрипеть зубами, — заявила я. — Ты не смог бы так орать, если бы рана была тяжелой.
— Ты стиснула меня как раз там, где дырка от пули, — бесстрастно заметил Джон. Его тон был таким будничным, что, только вознамерившись отодвинуться от него, я почувствовала, как неистово, до боли, он прижимал меня к себе и как неудержимо била его, словно в ознобе, дрожь. — Где, черт возьми, ты была? — спросил он все тем же невозмутимым тоном.
— В гробнице, — ответила я и пожалела о своих словах, потому что объятие его ослабело, а взгляд, который он не сводил с моего лица, стал настороженным. Я совершенно забыла, что только обезглавление может отвлечь археолога от его археологии.
— Ты на нее напала?
— Это она на меня напала. Блоч обнаружил гробницу и притащил меня туда. Я провела там целую вечность, пытаясь выбраться.
— Ты ужасно выглядишь, — заметил он, с пристальным вниманием изучая мое лицо.
— Премного благодарна. Я чуть не умерла, выбираясь оттуда, и вся извелась от тревоги... И все по твоей милости! Я думала, что Хассан собирается тебя убить.
— А я думал, что Хассан тебя убил.
Выражение его глаз было совсем незнакомым, такого взгляда я никогда раньше не видела.
— Я постарел за вчерашний день лет на десять. Когда я увидел, как ты скачешь, словно чертик в коробочке, то подумал, что у меня в конце концов поехала крыша. Если бы я тебя не заметил, свернул бы Хассану шею. Я только и держался надеждой, что доберусь до этого гаденыша... Томми, Томми...
* * *
Он не был искусен в технике поцелуя, как Майк. Он сделал мне больно, и его поцелуй не поверг меня в сладкую истому и блаженное изнеможение. Я ответила ему с такой страстью, что чуть не задушила его, чего он, по-моему, не заметил. Я сдалась первой и оторвала от его рта свой, чтобы глотнуть воздуха, чувствуя, как у меня синеет лицо.
Несколько долгих секунд мы стояли, молча уставившись друг на друга, оба одинаково ошеломленные. Потом он неуверенно улыбнулся и пробормотал:
— Не могу поверить.
— Во второй раз тебе понравится больше, — заверила я его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70