Если свернуть вовремя, попасть на незаметную для чужого глаза тропинку; выключить мотор, то можно бесшумно скатиться под уклон в самую деревню, к избушке, во двор.Вот так, выключив мотор, скатились на мотоцикле под уклон Андрей со Светой часа полтора назад и, сев у окна, смотрели на стену дождя, шелестящую на расстоянии вытянутой руки. В стороне начинался лес, у речки покорно мокло небольшое коровье стадо. В доме пахло сырыми бревнами и старым сеном, сваленным на" чердаке. Там постоянно шуршало, шла какая-то жизнь, выяснение отношений...— Сегодня Заварзин намекнул, что пора подумать о возвращении долга, — сказал Андрей. — Как видишь, наши опасения потихоньку сбываются.— А что он имел в виду?— Я тоже спросил... Сколько, мол, я тебе должен. Речь не о деньгах, говорит. Что касается денег, то как раз я тебе должен, зарплату, дескать, пора выдавать. Речь о другом.— О чем же?— Мы, говорит, тебя выручили, теперь твоя очередь.— Так и будете без конца друг друга выручать? Опять кого-то напугать потребовалось? — Света встревоженно посмотрела на Андрея.— Ой, Светка! Боюсь, что к этому вдет... Но теперь, наверно, он может все называть своими именами. Надо, "дескать, кого-то пришить или, как они говорят, завалить.— Андрюша, послушай глупую бабу... Сматываться тебе надо. И весь разговор.— Они меня продадут.— Никогда! — воскликнула Света. — Ведь они сами замараны. Да, стрелял ты, да, главная вина твоя! Да, самого сурового наказания заслуживаешь ты. Но ведь им всем тоже светит кое-что... Кто вел мотоцикл, кто увозил вас на грузовике, кто отмывал машину после операции... Кто организовал это дурацкое пугание? Заварзин организовал. Они что, все согласны сесть на пять лет только для того, чтобы тебя посадили на пятнадцать? Нет же! Что тебя держит?— Ты держишь... Мать.— Значит, полная безнадега?— Не торопи... Подожду немного. Ни “а какие дела не пойду, но время потяну. Знаешь, хочу забраться в квартиру к Заварзину и там устроить хороший шмон.— А если он тебя накроет?— Чего мне бояться? Самое страшное позади, — Андрей усмехнулся невесело, запустил пальцы в ее светло-рыжие волосы. — Я даже знаю как. И ты мне поможешь.— Слушай, я боюсь!— Ты будешь делать только то, что умеешь. И ничего больше.— А что я умею? — во влажных сумерках вечера ее глаза сверкнули любопытством. — Ну, отвечай! — потребовала она, заметив, что он колеблется.— Целоваться.— И это все?— Думаешь, это мало? Да это сила, которая движет миром! Светка! Ты себя недооцениваешь! Если ты перестанешь меня целовать... Если ты не перестанешь меня целовать, я их всех в порошок сотру! Всех!— Хорошо... Считай, что их уже нет. Один порошок остался. Теперь скажи — что ты задумал?— Шиш с маслом! Ничего не скажу! Только в последний момент. А то будешь думать, переживать, маяться.. Не надо. Потом. А сейчас, — он вскочил, обежал вокруг небольшого стола, накрытого старой льняной шторой и, взяв Свету на руки, отнес в угол, где стояла большая деревянная кровать с необъятной периной и множеством подушек. — Света, послушай, что я тебе скажу... Я тебе такое скажу, такое скажу, что просто обалдеешь! Их всех не существует! Их нет. Это мы их придумали, потому что пошел дождь, потому что небо затянуло тучами, скрылось солнце и мы не смогли пойти за грибами, поняла? Дура ты, дура! Они нам придумались только потому, что у нас плохое настроение. А будет хорошее настроение, и мы придумаем других людей — веселых, щедрых! Придумаем другой город, море придумаем, пляж и киоск с мороженым! А вот сию секунду, прямо не сходя с места, я придумаю рыжие твои волосы, руки, губы, которыми ты собиралась меня целовать, и все остальное, о чем я даже подумать боюсь, но все-таки думаю, каждый день думаю и каждую минуту! Но для всего этого придется сделать одну вещь, — проговорил он с неожиданной грустью.— Какую? — она в полумраке попыталась рассмотреть его лицо.— Слушай, на тебе столько всего понадето, столько понапялено... Как ты только передвигаешься?— Несчастный! Думаешь, на тебе меньше?! Да ты же весь в ремнях, в железных пуговицах, кнопках, молниях!— Рокер потому что, — серьезно ответил Андрей. — Положено.— Сейчас я покажу, что положено, а что не положено... Знаем мы вашего брата рокера, — и Света сосредоточенно принялась расстегивать на его рубашке одну пуговицу за другой. — Сам чего без дела лежишь? Видишь, не могу до своей молнии дотянуться...— Слышишь, как дождь шумит?— Это не дождь... Это ш-шепот хорош-шенькой, рыж-женькой девуш-шки, — прошептала Света на ухо Андрею. * * * "Мерседес” мягко вполз в распахнутые ворота и остановился посредине двора. Андрей с Махначом перебирали мотор, Феклисов, покряхтывая, зачищал жигулевское крыло перед покраской, Подгайцев, поглядывая на них из окна конторки, трепался по телефону, получая от этого какое-то больное наслаждение. Он полулежал на кушетке, закинув ногу на ногу, в руке дымилась сигаретка, говорил медленно, с придыханиями. Его узко поставленные глазки время от времени закрывались, словно бы от сладкой истомы, а когда он открывал их, то с преувеличенным вниманием рассматривал носок стоптанного туфля, пепел, готовый вот-вот сорваться с сигареты, телефонный диск, который давно бы не мешало протереть.— Кончай трепаться, — сказал Заварзин, входя. Он взял у Подгайцева трубку и положил ее на рычаги.— Что ты сделал?! — вскричал Подгайцев. — Важный разговор, не видишь!— Важные разговоры не ведут лежа. Важные разговоры не могут продолжаться больше минуты. Важные разговоры нельзя вести, засыпая и просыпаясь. Заткнись, Михей. Я пять минут стоял за дверью и слушал твой маразм. Впрочем, иногда он мне напоминал оргазм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140