— Здравствуй, Шаланда! Как поживаешь?— Очень хорошо.— Как здоровье, самочувствие?— Прекрасное.— Может, какие заботы гнетут? Может, неприятности по службе? Или дома? В семье?— А ты что, можешь помочь? — хмуро спросил Шаланда.— Могу.— Ну давай! Слушаю!— Подъезжай. Разговор есть.— Да? — переспросил Шаланда и надолго замолчал. То ли у него в кабинете были люди и он, прикрыв трубку рукой, о чем-то с ними переговаривался, то ли просто соображал, как понимать слова Пафнутьева. А скорее всего, обидевшись, мужественно боролся со своей обидой.— Ну как, Шаланда? — спросил Пафнутьев, и голос его был полон заботы и расположения.— Паша, ты так ласково говоришь, так ласково, что мне становится страшно.— Страшно тебе сделается в моем кабинете, — сказал Пафнутьев тем же голосом. — Приезжай, Шаланда.— Я должен все бросить и мчаться? — уже с издевкой, спросил Шаланда.— Именно так, Жора, именно так. Ты должен все бросить и быть у меня через пять минут.— Шутишь?— Не, я не шучу. Я жду тебя, Жора, с нетерпением.И Пафнутьев положил трубку.Шаланда вошел ровно через пять минут. Остановился у двери, постоял, дожидаясь, пока Пафнутьев взглянет на него, и лишь совершив этот небольшой ритуал, приблизился к столу. Больше всего на свете Шаланда боялся попасть в глупое положение и как каждый, кто боится этого, частенько в самом глупом положении и оказывался. И даже сейчас, несмотря на то, что Пафнутьев, привстав, с чрезвычайной почтительностью пожал ему руку, указал на стул, куда тот может присесть, Шаланда был насторожен и подозрителен.— Хорошо выглядишь, — сказал он Пафнутьеву, видимо, в благодарность за то, что тот поинтересовался его самочувствием.— Это от внутреннего довольства.— Чем же ты так доволен, Паша? — вкрадчиво спросил Шаланда.— Собой.— Надо же. — Шаланда не мог вести такой вот необязательный, шалый, рисковый разговор. Он задумывался, искал подковырку и, конечно, ее находил. — Хочешь сказать, что у меня нет причин быть довольным собой?— Никаких, — весело ответил Пафнутьев. — Ни единой.— Ты хочешь сказать, что у меня есть причины быть недовольным собой? — опустив голову, Шаланда смотрел на Пафнутьева исподлобья, опять наливаясь обидой.— Сколько угодно! — ответил Пафнутьев и протянул оба играющие глянцем снимка, на которых так крупно, выразительно, даже объемно была изображена шелуха от семечек. Точно такие же семечки небольшой горкой лежали у Пафнутьева на столе — это была та самая щепотка, которой Вобликов угостил Худолея во время осмотра места преступления. — Посмотри, пожалуйста, эти снимки.— Посмотрел, — сказал Шаланда, едва взглянув на фотографии.— Ты сличай, сличай, — усмехнулся Пафнутьев.— Сличил. И что? — Шаланда все еще опасался оказаться в дураках. — Что дальше?— Докладываю. Это подсолнечная шелуха...— Не может быть!— Придется поверить на слово.— Хорошо. Верю.— Молодец! Умница! — Пафнутьев был терпелив и снисходителен.Шаланда понял, что у того за пазухой есть что-то такое, что позволяет ему вести себя вот так куражливо. — Идем дальше, Жора, идем дальше. Вот заключение экспертизы... — Пафнутьев протянул листок желтоватой бумаги с частыми машинописными строками и фиолетовой печатью внизу. Можешь не читать...— Да нет, уж прочту, — проворчал Шаланда, но тут же поднял голову, потому что читать такое количество текста действительно было тягостно.— Суть бумаги в том, что ученые люди, которые рассматривали эту шелуху в микроскоп и делали с ней всякие манипуляции, так вот эти люди утверждают, что эта шелуха и вот эта шелуха, — Пафнутьев ткнул пальцем в один снимок, потом во второй, — побывали во рту одного человека.— А кто же этот человек? — спросил Шаланда, почувствовав, что именно здесь таится подготовленный Пафнутьевым удар по его самолюбию.— Скажу, — кивнул Пафнутьев. — Обязательно скажу. Для этого я тебя и пригласил сюда. Так вот, один снимок сделан на лестничной площадке, где собирались бандиты перед тем, как ворваться в ту злосчастную квартиру. Понимаешь, они там выжидали удобный момент, конечно, переживали, и некоторые из них от волнения лузгали семечки. Так бывает со многими.— Правильно, и со мной бывает, — кивнул Шаланда.— Нет, на семечках твоей слюнки, Жора, не обнаружено. На них обнаружена слюнка другого человека. Второй снимок сделан в квартире, на кухне. В то самое время, когда там работала оперативная группа.— Не понял! — напрягся Шаланда и уставился в упор на Пафнутьева. — Чуть попроще выразись, Паша, чуть попроще. А то ты все как-то заковыристо.— Вобликов, — сказал Пафнутьев. — Капитан Вобликов.— Что Вобликов?! — заорал Шаланда, пытаясь в доли секунды все понять, сопоставить и осознать. — Ты хочешь сказать...— Оборотень.— Не может быть, — спокойно, твердо и даже с облегчением произнес Шаланда. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда.— Хорошо, что ты знаешь классику, но, Жора, тебе придется смириться. Вот семечки, которыми он угостил эксперта Худолея. — Пафнутьев показал на горку полосатых семечек, лежащих на его столе.Шаланда молчал, переводя отяжелевший взгляд с одного снимка на другой, потом на семечки, лежащие на пафнутьевском столе, на заключение экспертизы, но вчитаться в строки, понять, что там написано, он даже не пытался, не было у него на это сил. Наконец Шаланда поднял глаза на Пафнутьева, и тот сжалился, потому что в больших темных глазах начальника милиции он не увидел в этот момент ничего, кроме большой человеческой боли.— Ты хочешь сказать, что после всего, что произошло ночью, он утром пришел в ту самую квартиру, к тем самым трупам... Да? Ты это хочешь сказать?— Да, — кивнул Пафнутьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89