Напрасно лишаешь себя такого удовольствия.
Вышли из бурьяна на чистое место и снова стало жарко. Тень под навесом тоже не спасала от духоты.
— Господи, — вздохнула Марина, усаживаясь на сено. — Хоть снова в воду лезь. Это что же такое.
— Резко континентальный климат, вот что это такое, — сказал Олег. — Ночью — прохладно, днём — жара. Сейчас градусов тридцать есть.
— Тридцать говоришь? По моему больше.
— Возможно, — ответил Олег и спросил, не надо ли ей что-нибудь постелить.
— Ничего не надо. — Она вынула из хозяйственной сумки белый платок, который дала старуха, постелила его в изголовье и легла.
— Как-нибудь не подерёмся, — сказал Олег, укладываясь рядом с ней.
Она промолчала. Оба смотрели в потолок, на аккуратно связанные веники. Где-то между ними лазил воробей. Слышалось его чириканье и шорох сухих берёзовых листьев.
— А ты чуткий, — сказала Марина, улыбаясь. — И забавный. Это хорошо, что ты такой. Даже не представляешь, как важно для меня, что ты именно такой.
Олег повернул голову и посмотрел на Марину. Она немного смутилась и решила поставить точки над «и».
— Со вчерашнего дня ты для меня не последний человек на земле, — пояснила она. — Буду помнить тебя всю жизнь. Мне нравится, что ты именно такой.
Помолчали.
Марина закрыла рот ладонью и тихонько зевнула.
— Спать хочу! Пошёл бы куда-нибудь прогулялся. Хоть немного.
— Ладно отдыхай, — Олег вынул из хозяйственной сумки банку из-под молока и пошёл на Ангару. Напившись, долго сидел на берегу и наблюдал за стаей гольянов. Бесчисленные полчища краснобрюхих рыбёшек широкой полосой тянулись вверх по течению почти у самого берега и бросались врассыпную, когда нападали на них окуни. Один крупный окунь стоял в ямке напротив, и сколько Олег не кидал в него мелкими камнями, не отходил от берега и мешал плыть стае.
«Удочку бы сейчас или перемёт, я бы тебе показал, дьявол полосатый», — подумал Олег. Вокруг словно все вымерло. Даже стрекозы и птицы попрятались. Олег зачерпнул в банку свежей воды и вернулся под навес.
Марина спала, повернувшись лицом к стене. Причёску сломала, и волосы были раскиданы. Олег опять почувствовал прилив крови к сердцу. В сильном волнении поставил банку с водой на телегу возле приколок и шпилек и осторожно, чтобы не разбудить Марину, прилёг на сено. С этой минуты счастливое состояние влюблённого не покидало его, и всё, что попадало на глаза, было прекрасно. Лёжа в тени и задыхаясь от счастья, наблюдал, как струился от земли вместе с парами нагретый воздух. Удивляясь своему небывалому состоянию и столь интенсивному испарению, следил за поднимающимися вверх струйками до тех пор, пока не зарябило в глазах.
Вот возле навеса появилась рябая хохлатка. Разинув клюв и глядя на Олега то одним, то другим глазом, она робко вошла под навес. Увидела зерно, клюнула и в этом месте стало разгребать землю и подняла пыль. Следом появился красный петух с дымчатой широкой грудью, с загнутыми на длинных ногах шпорами и черным большим хвостом, отливающим синевой. Этот был не из робких. Совсем близко подошёл к Олегу и принял воинственную позу. Долго стоял с открытым клювом возле ног Олега, поглядывая на покоробленные сандалии, — раздумывал, начать первому и долбануть подошву или подождать пинка и уж потом ринуться в бой. Но человек лежал смирно, а жара была нестерпимая, видимо, сковывала боевой дух. Этот долговязый забияка с окровавленным гребнем, свисающим на один бок почти до глаза, сегодня уже успел с кем-то помериться силой, и теперь ограничился лишь тем, что угрожающе прокудахтал, и, гордо выпятив грудь, пошёл к хохлатке. Подойдя к ней почти вплотную, опустил вниз голову и крыло и начал теребить крыло ногой и шуршать им о землю. Хохлатка отскочила в сторону и заквохтала, издавая отрывистые, ворчливые звуки. Эти звуки, судя по обстановке, могли означать что-нибудь вроде этого: «Нашёл время, дурак». Но петух снова приблизился к ней и повторил ту же процедуру. Бедняжка побежала из-под навеса, и петух последовал за ней. Олег пожалел, что они исчезли. Снова стало тихо. Слышалось только ровное дыхание Марины.
Она спала неспокойно. Мешали мухи. Олег вытащил из-под себя ветку коровятника, из которого сибиряки делают добротные веники для подметания полов, и стал отгонять ею мух. Вот забегали её глаза под закрытыми веками. Длинные светлые ресницы стали шевелиться, — видит сон.
Тишину нарушили ласточки. Прилетели под навес, пощебетали и улетели.
Откуда-то донеслась минорная песня овсянки-дубровника. Олег любил эту желтогрудую птичку за то, что красиво поёт, за то, что сама красива, как яркий осенний лист, и за то, что подпускает к себе совсем близко, на расстояние двух шагов. Она гнездится на заливных лугах и всегда сопутствует рыбаку, и эта песня, неизменно появляясь с наступлением жарких дней каждое лето, стала так привычна и так глубоко зашла в душу, что без неё он не представлял себе ни лета, ни рыбалки. А сегодня, глядя на спящую Марину и слушая дубровника, испытывал небывалое блаженство.
VIII
Слух у Олега был завидный, и он издали уловил старческую шаркающую походку. Кто-то шёл мимо навеса. Опершись на локоть, Олег отодвинулся от Марины и стал вглядываться в щели и увидел старухин голубой фартук. Старуха шла под навес.
— Побеспокоила вас? — тихо спросила она.
— Да нет, я не сплю, — ответил Олег.
— Мнучик где-то загулял, — сказала старуха.
— Вернётся, — сказал Олег.
— Седни уж нет, — сказала старуха и прибавила как бы между прочим: — Старик бушует. Сети поставить не с кем.
Олег поднялся со своей лежанки.
— Я помогу, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146