— Впрочем, у нас нет доказательств того, что Тиньоль в настоящее время мертв... Быть может, он сбежал?..
— Я не смею на это надеяться, — ответил месье Ванс.
— А дало ли какие-нибудь результаты исследование криптограммы на груди Жернико?
И тут месье Воглер с удивлением отметил, что лицо его собеседника помрачнело. Казалось, что тот неожиданно занял оборонительную позицию.
— Нет, так ничего и не удалось расшифровать. Весьма странная вещь — эта татуировка... Не менее странной выглядит и обнаруженная на теле Жернико рана...
Месье Воглер удивленно поднял брови:
— Какая еще рана?
— Рана на предплечье. В день возвращения у Жернико ее не было. Очевидно, она была нанесена ему уже после похищения... Это, несомненно; всего лишь деталь. Тем не менее, не исключено, что, благодаря именно этой детали, я смогу вскоре увидеть искорку света в этом деле.
— Постарайтесь сделать, так, чтобы эта искорка поскорее превратилась в фейерверк! — весьма метко ответил следователь, которому уже порядком поднадоело выслушивать все это, и он горел нетерпением продолжить прерванное чтение книги по мирмекологии. Месье Воглер подытожил:
— Извините, что я принял так близко к сердцу упреки, адресованные вам прессой. Я не сомневаюсь, что в самом ближайшем будущем вы распутаете это дело.
— А вдруг появится еще одна жертва?
Следователь сделал жест, который должен был означать, что, чему быть, того не миновать, и месье Ванс, не задавая больше никаких вопросов, удалился к себе в кабинет.
Лицо его было суровым, взгляд горел. Все его поведение красноречиво свидетельствовало о том, что он, по любимому выражению полицейских с той стороны Ла Манша, намеревался «пощипать перышки».
Глава XVIII
Тайна Асунсьон
— Присаживайтесь, мадам, — сказал месье Ванс. Сидевшая перед ним и была третьей персоной, имя которой он час тому назад отказался сообщить следователю.
— Покорнейше прощу простить меня за то, что я вызвал вас сюда... Но у меня на сегодня назначено столько допросов, что я просто не смог найти времени, чтобы заглянуть к вам...
Говоря это, он в упор смотрел на посетительницу и, несмотря на свое предубеждение к женщинам вообще, а к хорошеньким, в частности (друзья открыто называли его женоненавистником), — невольно испытывал восхищение перед этой молодой особой.
Ее черного цвета туалет был верхом изящества и вкуса и, если бы не огромная, рыжего цвета хризантема, украшавшая корсаж, то можно было бы подумать, что женщина в трауре. Месье Ванс с некоторой досадой отметил, что она чувствовала себя настолько спокойно, словно пришла в гости к ближайшей подруге. Он сразу понял, что ему предстоит трудная игра, и допрос этой женщины крайне сложно будет довести до желаемого результата.
Очаровательно улыбаясь, Асунсьон первой начала этот предстоящий недружелюбный диалог:
— Месье Ванс, вы можете, отбросив какую бы то ни было щепетильность, провести допрос по всем правилам, — сказала она своим певучим голосом, неизменно очаровывавшим собеседника. — Я даже начала проявлять некоторое удивление по тому поводу, что полиция до сих пор не заинтересовалась мною как следует. Но, очевидно, исчезновение покорителя Атлантики Убера Тиньоля толкнуло вас на крайние меры...
— Что вы хотите этим сказать, мадам?
— Только одно, что меня вовсе не удивило бы, если, в свою очередь, и на меня пало бы подозрение. Такова участь невинных — попадать под подозрение, а вот негодяи обычно разгуливают на свободе. Словом, вы видите перед собой женщину, готовую искренне ответить на все ваши вопросы, даже на самые нескромные. Знайте также, что вы можете открыто, без всяких предосторожностей, говорить со мной обо всем, что касается исчезновения Марселя... я хотела сказать: исчезновения моего жениха... Месье Сантер уже рассказал мне, в каком виде,,. обнаружили его тело...
Жест месье Ванса показал, что он испытывает чувство неловкости. Он почувствовал превосходство этой женщины, которая всегда относилась к нему с симпатией.
То достоинство, с которым она вела себя, а главное, то, что она не делала ни малейших попыток ускользнуть от вопросов детектива, не позволяло ему действовать так жестко, как он намеревался это делать вначале.
Мог ли он сказать своей посетительнице, что подозревает ее в той же мере, что и Сантера, и Перлонжура? И как он осмелится задавать ей вопросы, касающиеся ее личной жизни, в то время, как убийство ее возлюбленного должно было отозваться жгучей болью и обидой и что она будет стараться не выказывать своих страданий?..
Еще раз внимательно посмотрев на Асунсьон, месье Ванс удивился, с какой тщательностью был подобран ее туалет. Испытывая такие жестокие страдания, благодаря которым, как казалось инспектору, она стала еще привлекательнее, Асунсьон все же не забыла о своем горе, о чем свидетельствовала полнейшая гармония красок и линий ее туалета. Почему так? Есть такие женщины, — подумал месье Ванс, — которые никогда не раскрывают свою душу, но если уж раскрывают, то целиком и полностью... Однако, этот аргумент убедил его лишь отчасти, и он начал злиться на эту женщину, боль которой настолько велика, что не давала повода к жалости..
— Так о чем же вы хотите спросить у меня, месье — Ванс? — тихо продолжала Асунсьон. — Быть может, вы хотите узнать, где я находилась в то время, когда убивали Намотта и Грибба? Что касается убийства моего жениха, то вам известно, что я находилась рядом с ним в тот момент, когда в него выстрелили...
Месье Ванс поднял руки вверх, желая тем самым сказать, что его интересует вовсе не это. Он чувствовал себя жалким и смешным. Неожиданно ему открылась вся безосновательность собственных подозрений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42