— Довольно! — закричал он.
Вдоль щеки у него поползла слеза (быть может, от усталости?). Тогда Софи подошла к нему так близко, что могла бы до него дотронуться, и спросила:
— Что за удовольствие вы испытываете, пачкая грязью тех, кого могли бы любить? И себя самого?
Он возмутился:
— Я никогда не пытался запачкать вас грязью!
— Сделав из Сильвии шлюху, вы хотели вывалять меня в грязи! Мир — не бордель, мсье Пурвьанш! Он такой — только в вашем смрадном уме! А теперь с меня хватит! Наденьте ваши ботинки, заберите куртку и уходите!
Он глупо пролепетал:
— Но вы не можете так со мной поступить!
Передразнивая его, Алиса насмешливо пропела жалобным тоном:
— «Но вы не можете так со мной поступить!» Да нет же, конечно, может! Ты, старичок, обычный пустозвон!
Этот «старичок» уязвил его сильнее, чем все остальное. Он сказал:
— Замолчи, ты! Я разговариваю не с тобой, а с Софи!
Мадемуазель Бонэр сейчас же парировала:
— И Софи просит вас уйти и больше не возвращаться. Прощайте, мсье!
Он понял, что в это мгновение решается его судьба. И произнес:
— Вы хорошо знаете, какие чувства…
Но Софи остановила его:
— Вы меня любите! Великое открытие! Я уже говорила вам, но поскольку вы, кажется, не поняли, повторяю еще раз: я вас ненавижу! В вас есть все то, что я терпеть не могу в мужчине: самодовольство, подлость и прежде всего извращенный, порочный ум!
— Софи, вы ошибаетесь… Мои чувства…
— Вы знать не знаете, что такое чувства! Для вас — это театральные реплики. Впрочем, вся ваша жизнь — это сцена, где действуют ваши марионетки в масках! Ах, вам бы, конечно, хотелось, чтобы я стала вашей Коломбиной, но сами вы — только шут, и вам, к счастью, никогда не удастся превратить меня ни в Мессалину, ни в Венеру в мехах! Запомните раз и навсегда: я ненавижу и Сада, и Мазоха!
Услышав эти имена, Пурвьанш как будто успокоился.
— Слишком легко осуждать меня, исходя из неверных предположений! Все эти женщины, мои подруги, по собственной воле соглашались разделить со мной то, что вы считаете пороками, но в действительности это — всего лишь варианты любви…
— И смерти! — выкрикнула Алиса.
Он ограничился презрительной гримасой и стал надевать ботинки.
— Право же, — произнес он, — я считал вас более свободной! Ваши рассуждения, Софи, относятся к другому веку. Вы в самом деле верите в то, что физическая любовь — это только «зверь с двумя спинами»?
— Любовь — гораздо больше того, что вы о ней думаете! А вся ваша сексуальная машинерия идет от испорченности вашей души!
Он закончил с туфлями и поднялся, чтобы накинуть куртку.
— Теперь еще и душа! — бросил он с иронией. — Бедняжка Софи, да вы святоша! Сколько елея! Но значит, с вами было бы совсем не так… Быть может, искупление моих грехов… Нет такого грешника, который был бы не достоин искупления. Вас должны были бы научить этому в вашем монастыре!
Мадемуазель Бонэр передернула плечами. К чему вести весь этот бессмысленный разговор?
— Я уже просила вас уйти! Или мне вызвать полицию?
— О, — усмехнулся он, — полицию! А почему не армию? Успокойтесь, я ухожу. Но я вернусь! Потому что, хотите вы этого или нет, но вы меня любите, Софи! Вы меня любите!
— Разумеется, нет!
— Ваше воспитание, мораль, какие-то комплексы мешают вам понять, что вы меня любите!
— Вы больны! Когда вы уберетесь?
— Я стану приходить к вам каждую ночь, буду рядом с вами… Моя голова будет лежать здесь, на этой подушке!
Он тихо пошел к двери, покинул гостиную и ступил в коридор, который вел к выходу. У самого выхода он обернулся:
— Никогда больше, Софи, вы не встретите мужчину, который бы вас так любил.
Она только открыла дверь пошире. Он переступил порог и выкрикнул, в последний раз повернувшись к ней лицом:
— Вам повезло! Если б вы были одна, я бы вас изнасиловал!
И спустился по лестнице.
XXX
Через неделю мы ужинали вместе с Софи в «Розбаде» — баре на Монпарнасе, который произвел настоящий фурор в среде интеллектуалов, актеров и художников. Она выглядела нездоровой и зябко куталась в длинную шаль. Репетиции «Двойного непостоянства» под руководством Шаваля наладились и успешно шли вперед. Мы с Алисой ничего не знали о Пурвьанше; возможно, он покинул Париж.
— Нет, нет, — сказала Софи, — он в городе. Я знаю, что он здесь.
— Но откуда?
Она объяснила, что с того дня, как она прогнала режиссера, ее сердце сжимается от какого-то странного чувства. Ей кажется, что за ней следят, шпионят: это может быть только он. Однако она напрасно пыталась подловить его, оборачиваясь на улице: она никого не замечала, словно бы ее преследователь обладал даром становиться невидимым. И все же она ощущала его присутствие. Иногда даже слышала его шаги, шепот или дыхание за своей спиной. Она лишилась покоя.
— Я считаю его достаточно безумным, чтобы затеять со мной эту игру в прятки, он старается навязать мне себя, не показываясь на глаза. Да еще эти телефонные звонки… Кто-то звонит и спрашивает, здесь ли живет Грета Гарбо или Джинджер Роджерс, что может быть глупее! Но я не узнаю голос Пурвьанша.
— Он — превосходный имитатор, — заметил я, — и способен изменять свой голос. Он может притвориться кем угодно.
Софи так нервничала, что ей с трудом удалось зажечь сигарету, настолько у нее дрожали руки. Возможно, она устала от репетиций, но скорее от ощущения призрачного присутствия Ната, от которого никак не могла отделаться. Мы постарались как-то вразумить ее, успокоить. Но у нас ничего не вышло. Ей казалось, что монстр обратился в неуловимый ветер. Он преследовал ее, как те заблудшие души, что вечно бродят, не в силах обрести покой, и приходят тревожить живых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48