Джерихо встал, отряхнулся и пошел к дому.
Снова зазвенел звонок, и опять безрезультатно. Джерихо нажал второй раз, третий, затем с трудом опустился на колени и заглянул в почтовую щель.
Эдвард Ромилли неподвижно стоял спиной к двери в конце мрачной передней.
— Мистер Ромилли, — крикнул в щель Джерихо. — Мне надо с вами поговорить. Пожалуйста.
Высокий мужчина не шевелился.
— Кто вы?
— Том Джерихо. Мы говорили однажды по телефону. Я из Блетчли-Парка.
Ромилли опустил плечи.
— Ради бога, когда вы все оставите меня в покое?
— Мистер Ромилли, я был в Сомерсет-Хауз, — начал Джерихо, — в отделе регистрации рождений, браков и смертей. У меня есть свидетельство о смерти. — Он достал из кармана документ. — Клэр Александра Ромилли. Ваша дочь. Умерла 14 июня 1929 года. В больнице св. Марии в Паддингтоне. От спинномозгового менингита. В возрасте шести лет. — Сунул свидетельство в почтовую щель и стал смотреть, как оно скользит по черным и белым квадратам плиток к ногам Ромилли. — Боюсь, мне придется оставаться здесь столько, сколько потребуется.
Джерихо опустил язычок щели. Чувствуя отвращение к самому себе, повернулся спиной к двери и оперся здоровым плечом о колонну, разглядывая маленький общественный скверик на той стороне улицы. Из-за домов напротив доносился шум уличного движения на Кромвель-роуд. Поморщился. Боль в спине отдавала в ноги, руки, спину — всюду.
Он не помнил, как долго простоял на коленях, глядя на распускающиеся на деревьях листья и слушая шум машин, пока наконец Ромилли не отпер дверь.
***
Ему было около пятидесяти. Аскетическое, почти монашеское, лицо. Следуя за ним по широкой лестнице, Джерихо, как всегда при встрече с людьми того поколения, вспоминал об отце: будь он жив, ему было бы приблизительно столько же лет. Ромилли провел Джерихо в затемненное помещение и раздвинул пару тяжелых штор. Свет залил гостиную, обставленную мебелью в белых чехлах. Незачехленными оставались диван и стол, подвинутый ближе к отделанному мрамором камину. На столе стояла немытая посуда, на каминной доске — две фотографии в одинаковых больших серебряных рамках.
— Живу один, — смахивая пыль, извиняющимся тоном пояснил Ромилли. — Никого не принимаю. — Поколебавшись, подошел к камину и снял с полки фотографию. — Это Клэр, — тихо произнес он. — За неделю до смерти.
Джерихо улыбалась тоненькая девочка с темными кудряшками.
— А это моя жена. Умерла через два месяца после Клэр.
Одинаковый цвет волос, схожие черты лица. Но и дочь, и мать даже отдаленно не походили на женщину, которую Джерихо знал под именем Клэр.
— Она вела машину, — продолжал Ромилли, — на пустой дороге врезалась в дерево. Коронер был достаточно любезен, чтобы засвидетельствовать несчастный случай. — В горле перекатился кадык. — Кому-нибудь известно, что вы здесь?
— Нет, сэр.
— Уигрэм?
— Не знает.
— Ясно.
Ромилли взял у него снимки и поставил их точно на свои места на каминной полке. Обвел взглядом обе фотографии.
— Вам может показаться глупым, — не глядя на Джерихо, сказал он, — теперь я тоже считаю это глупостью… Но мне казалось, что тем самым я верну ее. Можете понять? Мысль, что будет существовать другая девушка, ее ровесница, носить ее имя, поступать так, как поступала бы она… Жить ее жизнью… Понимаете, мне казалось, что во всем случившемся заключался некий смысл. После всех этих лет захотелось, чтобы ее смерть имела смысл. Глупо, но… — Он прикрыл глаза ладонью. Минуту не мог говорить. — Что вы конкретно от меня хотите, мистер Джерихо?
Ромилли снял чехол и отыскал бутылку виски и пару стаканов. Они сели на диван, глядя на пустой камин.
Что вы конкретно от меня хотите ?
Наверное, правды наконец? Подтверждения? Душевного покоя? Окончания…
И Ромилли, казалось, готов был все это дать, если увидит в Джерихо такого же страдальца, как он сам.
Уигрэма осенила блестящая мысль, сказал Ромилли, внедрить в Блетчли-Парк агента. Женщину. Должен же кто-нибудь присматривать за этим странным сборищем чудаков, так необходимых для разгрома Германии, однако совершенно чуждых традициям разведки, по существу поломавших эти традиции, превратив то, что было искусством — игрой, если хотите, джентльменов, — в доступную всем науку.
— Кто вы все? Чем вы там занимались? Можно ли было всем вам доверять?
Очень важно, чтобы никто в Блетчли не узнал, что она является агентом, даже руководство. Ей требовалось иметь надлежащее происхождение, это очень существенно, иначе ее могли сунуть на какую-нибудь захудалую станцию, а Уигрэму она была нужна там, в самом центре.
Ромилли снова наполнил стакан и предложил долить Джерихо, но тот прикрыл свой стакан ладонью.
Так вот, вздохнув и поставив бутылку у ног, продолжал Ромилли, осуществить задуманное оказалось труднее, чем может показаться: надо было вызвать к жизни женщину с удостоверением личности, продовольственными карточками и прочими атрибутами военного времени, снабдить ее надлежащими биографическими данными (на языке Уигрэма, подходящей легендой), ни в коей мере не втягивая во все это Министерство внутренних дел и полдюжины других государственных учреждений, не посвященных в тайну Энигмы.
И вот тогда Уигрэм вспомнил Эдварда Ромилли.
Бедный старина Эдвард Ромилли. Вдовец. Вряд ли известен кому-либо за пределами Форин Оффис, последние десять лет прожил за границей, хорошие связи, посвящен в секреты Энигмы… и что всего важнее, на руках свидетельство о рождении дочери соответствующего возраста. Все, что от него требовалось, кроме согласия на использование имени дочери, так это рекомендательное письмо в Блетчли-Парк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106