Даже у Берии задрожал голос при виде этих глаз. Сталин продолжал неподвижно лежать, только из горла вырвался надсадный рык. Берия нерешительно шагнул ближе, всмотрелся в его черты, затем провел рукой перед его глазами. И решился. Взял у Рапавы ключ и покачал его на шнурке перед лицом Сталина. Желтые глаза впились в ключ и проследили за его перемещениями. Теперь уже с улыбкой Берия медленно повращал ключ по кругу, затем вдруг схватил его, зажал в ладони и показал Сталину кулак.
Ну и взвыл же он, парень! Это был нечеловеческий, звериный вой! Он несся вслед Рапаве, который выскочил из комнаты и помчался по коридору, и все эти годы вплоть до сегодняшней ночи звучал в его ушах.
Виски в бутылке кончилось, и Келсо опустился на колени перед мини-баром, словно священник перед алтарем. Интересно, что подумают организаторы исторического симпозиума, когда получат счет за его номер? Но сейчас это не так важно, куда важнее не дать старику просохнуть, чтобы не прекратился поток излияний. Келсо извлек из бара пригоршню миниатюрных бутылочек: водку, виски, джин, коньяк, какую-то немецкую вишневую настойку, — и понес к столу. Садясь, он выронил из рук пару бутылочек, и они покатились по полу, но Рапава этого даже не заметил. В номере гостиницы «Украина» сидел в кресле уже не старик, а перепуганный двадцатипятилетний парень, который в пятьдесят третьем году мчал в Москву по белевшему в свете фар шоссе каменно неподвижного Лаврентия Берию в темно-зеленом «паккарде».
Большая машина летела по Кутузовскому проспекту мимо спящих домов. В половине четвертого они пересекли по Бородинскому мосту Москву-реку и помчались к Кремлю, куда въехали через юго-западные ворота с противоположной стороны Красной площади.
Берия велел Рапаве повернуть налево, проехать мимо Оружейной палаты, затем круто повернуть направо и через узкую подворотню въехать во внутренний двор. В окружавших двор зданиях не было окон, только с полдюжины дверей. Покрытый ледяной коркой булыжник отливал в темноте красным, словно был залит кровью. Подняв взгляд, Рапава увидел, что это горит огромная рубиновая звезда.
Берия быстро вошел в одну из дверей, и Рапава чуть не бегом бросился за ним. Маленький, выложенный каменными плитами проход привел их к дореволюционному лифту. Под грохот железа и гул мотора они медленно проехали два погруженных в тишину, неосвещенных этажа. Лифт, дернувшись, остановился, и Берия, открыв решетку, быстро зашагал по коридору, покачивая ключом на шнурке.
Не спрашивай, где мы очутились, парень, я этого не знаю. Там был такой длинный, застланный ковром коридор с какими-то бюстами на мраморных подставках, потом железная винтовая лестница, по которой мы спустились в огромный, как океанский пароход, зал, с высоченными зеркалами и эдакими золочеными затейливыми стульчиками вдоль стен. Выйдя из зала, мы вскоре оказались в широком коридоре с выкрашенными в блестящий зеленый цвет стенами, от натертого пола пахло воском. Мы подошли к большой тяжелой двери, и Берия открыл ее ключом из своей связки.
Дверь на старой, еще дореволюционной, пневматике медленно закрылась за нами.
Кабинет не представлял собой ничего особенного. Размером восемь на шесть. Такой кабинет вполне мог быть у директора какой-нибудь фабрики на окраине Вологды или Магнитогорска: письменный стол с парой телефонов, небольшой ковер на полу, стол для заседаний со стульями, окно, занавешенное толстыми портьерами. На стене висела большая розовая карта СССР на валике — тогда ведь еще существовал СССР, — а рядом с ней была маленькая дверца, к которой Берия сразу и направился. У него имелся и этот ключ. За дверцей оказался чулан, где стоял почерневший от времени самовар, бутылка армянского коньяка и коробки травяного чая. В стене находился сейф с крепкой медной дверцей, на которой было выбито название фирмы — не русскими буквами, а какими-то заграничными. Сейф был маленький, сантиметров тридцать в поперечине. Квадратный. Аккуратно сработанный. С прямой, тоже медной, ручкой.
Берия заметил, что Рапава уставился на сейф, и резко приказал ему выйти.
Ожидание длилось почти час.
Рапава стоял в коридоре, стараясь не терять бдительности, и, услышав скрип в большом здании, показавшийся ему шагами, или вой ветра, показавшийся голосом, тотчас вытаскивал пистолет. Он представлял себе Генсека, шагающего по натертому до блеска полу этого широкого коридора в своих высоких кавалерийских сапогах, и никак не мог совместить этот образ со сраженным инсультом, дурно пахнущим телом, которое лежало на Ближней даче.
И знаешь, парень, я заплакал! Наверно, в какой-то мере я плакал и о себе — не стану скрывать, я боялся, поджилки тряслись, — но главным образом я оплакивал товарища Сталина. Я так не плакал по собственному отцу, когда тот умер. И так было почти со всеми ребятами, которых я знал.
Где-то вдали часы пробили четыре.
Примерно через полчаса наконец появился Берия. Он нес маленький кожаный портфель, набитый чем-то — конечно, бумагами, но, может, и чем-то еще, Рапава не мог сказать. Содержимое портфеля, скорее всего, было взято из сейфа, да и сам портфель, наверно, был оттуда. А может, и из кабинета. Или же — Рапава не мог в этом поклясться, но все-таки возможно — Берия уже держал его в руке, когда выходил из машины. Так или иначе, он нашел то, что искал, и улыбался.
— Улыбался?
— Вот именно, парень. Улыбался! Но, заметь, не с довольным видом. Скорее…
— Сокрушенно?
— Да, сокрушенно. Точно хотел сказать: черт побери, неужели такое возможно? Точно проигрался в карты.
Они пошли назад тем же путем, каким пришли, только на этот раз в коридоре с бюстами встретили охранника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113