Этому искусству он учился у знакомого, в прошлом преступника, но пальцам его не хватало той чувствительности, что была у мастера. При вращении диска кончики пальцев не улавливали щелканья тумблеров внутри. Он пожал плечами, снова надел перчатки и вернул на место охотничью сцену; собственно говоря, он сомневался, что у Стоуна хватит глупости оставить досье в таком доступном месте. Потом направился в комнатку, где была картотека. И едва вошел туда, услышал какой-то звук.
Погасив фонарик, Гейб стал смотреть в приоткрытую дверь. Дверь в кабинет распахнулась, и луч фонарика устремился к пустому столу.
– Ты у меня на мушке! – рявкнул вошедший. – Подними руки и выходи.
Гейб увидел в профиль незнакомого худощавого брюнета с револьвером в одной руке и фонариком в другой. Притворив дверь, оставив лишь узкую щелку, он наблюдал, как незнакомец подошел к столу, подергал ящики, а потом с револьвером наготове стал медленно, настороженно поворачиваться, оглядывая безмолвный кабинет. Когда взгляд его упал на дверь, за которой скрывался Гейб, он медленно направился к ней. Гейб захлопнул дверь, замкнул и придвинул к ней шкаф с картотекой. Потом зашел в ванную и заперся. У него было три возможности: драться с вооруженным, сдаться в надежде, что у него достаточно улик против Стоуна и можно будет отвертеться от тюрьмы, или бежать.
– Если не выйдешь через пять секунд, войду я! – крикнул незнакомец. Как ни странно, его мелодраматический выкрик вселил в Гейба надежду – похоже, незнакомец был дураком. Гейб стал открывать трудно поддающееся окно. Потом услышал негромкий выстрел. Этот сукин сын расправлялся с замком. Распахнув окно, Гейб выглянул. До тротуара не меньше двадцати футов, прыгать высоко, но вокруг здания тянулся узкий карниз.
Послышался грохот – незнакомец распахнул дверь, повалив шкаф с картотекой. Гейб вылез в окно и осторожно пошел по карнизу, но, едва прошел дюжину футов, преследователь высунулся из окна ванной и навел револьвер на его бешено колотящееся сердце.
– Возвращайся, приятель, иначе тебе конец.
– Ладно, друг, успокойся, – сказал Гейб. – Твоя взяла.
– Еще бы! – торжествующе прошептал тот.
Гейб глянул вниз. В дюжине футов под ним над тротуаром тянулся сине-белый парусиновый тент ресторана «СЬег Р1егге». «Ну что ж, – решил Гейб, – из двух зол выбирают меньшее», – и прыгнул вниз.
Брезент с треском разорвался, и Гейб не совсем мягко приземлился на тротуар. Крепко сжимая портфель, он поднялся на ноги, довольный собой, – в такие переделки он попадал в бытность полицейским репортером, – потом взглянул вверх и с удивлением увидел, что его преследователь идет по карнизу, а потом – прыжок на разорванный брезент.
«Господи, – подумал Гейб, – это же псих!» И бросился бежать со всех ног.
Преследователь пролетел через дыру в тенте, сильно ударился о тротуар и взвыл от боли, казалось, у него была сломана лодыжка. Но когда водитель такси притормозил и поинтересовался, что происходит, он пригрозил водителю пистолетом и, прихрамывая, погнался за Гейбом Пинкусом.
Гейб на всем бегу свернул за угол и увидел на ближайшем перекрестке полицейский автомобиль. Полиции он боялся почти так же, как психа, гнавшегося за ним, поэтому бросился искать спасения в единственном здании квартала, где двери были открыты, – кинотеатре «Гэйети». Судя по афише, там демонстрировалась программа из двух фильмов: «Радости парней» и «Все удовольствия». «В шторм годится любой порт», – подумал Гейб, сунул контролеру несколько долларов и юркнул в зал.
В кинотеатре, набитом мужчинами всех возрастов, было темно, накурено. На экране несколько голых подростков лет шестнадцати отплясывали чарльстон. Гейб поискал глазами пожарный выход, не нашел и сел на свободное место в первых рядах. Оглянувшись, он увидел, что его преследователь ковыляет по проходу, освещая фонариком ряды зрителей. Гейб вжался в сиденье, глянул на экран и почувствовал, как чья-то ладонь мягко легла ему на бедро.
«Черт побери!» – Гейб сильно двинул соседа локтем.
– Незачем драться, – негодующе сказал тот, убирая руку. Гейб оглянулся снова и увидел, что преследователь неумолимо приближается, освещая фонариком каждый ряд и выхватывая из темноты поразительные сцены: мужчин, раздетых до пояса, мужчин в платьях и париках, мужчин, положивших головы на колени другим. Когда преследователь был в трех рядах от него, Гейб лег на пол и пополз между ногами сидящих к выходу. Вскоре любопытные начали щипать и тыкать его. Он все терпеливо сносил, но когда один обладатель волосатых ног ткнул его особенно сильно, Гейб так вывернул ему лодыжку, что послышался хруст. И пополз дальше, стараясь избегать теплых лужиц, усеявших пол, как мины минное поле, и вдруг все встали и зашумели на незваных гостей, один из которых ползал под ногами, а другой высвечивал фонариком их тайные радости. Когда кружок света был в трех футах, Гейб поднялся на ноги и оказался лицом к лицу с преследователем.
– Не двигайся, парень, – рявкнул тот одной стороной рта. Гейб толкнул его в ряд истеричных кинозрителей, выбежал из кинотеатра и наткнулся на двух крепко сложенных полицейских, блокирующих тротуар.
– Куда спешите, мистер? – спросил один.
– Фильм паршивый, – промямлил Гейб.
– О, я, кажется, знаю вас, – сказал другой. – Вы не репортер?
– Да, – сказал Гейб. – Я Ивенс Новак.
– Точно, – расплылся в улыбке полицейский. – Я ежедневно читаю вашу колонку. Как же вы оказались в этом вертепе? – Лицо его вдруг помрачнело. – А вы случайно не…
– Нет, что вы! – решительно сказал Гейб. – Я хочу вывести этих гадов на чистую воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85