Я только хотел узнать, не сможет ли доктор Гордон уделить мне пару минут сегодня. Я здесь, по соседству, и мог бы прийти в любое удобное для него время, скажем часа в два.
— Видите ли, дело в том, что на два часа уже записан пациент. Но в три часа доктор свободен — визит отменили. Подойдет вам это время?
— Отлично. Меня зовут Кеслер, — мистер Кеслер тщательно, по буквам, продиктовал свою фамилию. — Большое спасибо, мисс, я приду точно в это время.
Он нажал на рычажок аппарата, отпустил его и набрал еще один номер.
— Мистер Хаммел на месте? — спросил он. — Хорошо. Передайте ему, что я звоню по поводу той крупной поставки, которую он ожидает сегодня.
Через секунду он услышал голос Хаммела.
— Да?
— Узнаете? — спросил мистер Кеслер.
— Ясно, узнаю.
— Отлично, — продолжал мистер Кеслер. — Встретимся не в три, а в четыре. Понятно?
— Договорились, — ответил Хаммел.
Мистер Кеслер не стал продолжать разговор. Он сразу же повесил трубку, отодвинул справочник в сторону и вытащил наугад один из журналов, лежащих на столе. Последние страницы были сплошь заполнены объявлениями, рекламирующими бесплатные сувениры, образцы всевозможных товаров и каталоги. “Отправьте нам купон, — гласило большинство из них, — и мы пришлем вам совершенно бесплатно..."
Мистер Кеслер внимательно просмотрел все предложения и в конце концов остановился на десяти из них, аккуратно отрезал ножницами купоны и на каждом напечатал адрес, медленно, пользуясь всего двумя пальцами, но зато без ошибок. Затем он взял десять конвертов, надписал их, вложил туда купоны, запечатал конверты и приклеил марки. На всю пачку он натянул резинку, чтобы легче было отправлять, и принялся наводить порядок в конторе. К тому моменту, как он все закончил, было 10.25, и единственное, чему осталось уделить внимание, — это газета.
К двенадцати часам мистер Кеслер, вытянувшийся в шезлонге в свободной позе, закончил просмотр “Нью-Йорк таймс”. При этом он по своему обыкновению выпустил те страницы, где печатались биржевые котировки. Для этого существовала причина: в 1929 году его отец за одну ночь лишился всего своего состояния из-за краха фондовой биржи. С того времени в душе мистера Кеслера поселилась стойкая, не лишенная некоторого цинизма антипатия к акциям, облигациям и всему, что связано с ценными бумагами. Если разговор случайно касался этой темы, он обращал все в шутку.
— Я люблю вкладывать свои средства в наличные, — посмеивался он. Но в глубине его сознания по-прежнему жили воспоминания о том кошмаре, который пришлось пережить его отцу после катастрофы. Мистер Кеслер боготворил своего отца. Это был благородный человек, работавший всю свою жизнь. Все, кто знал его близко, любили его, и мистер Кеслер так и не смог простить фондовой бирже тех страданий, через которые прошел его отец.
В двенадцать часов наступило время обеденного перерыва, и мистер Кеслер, как и почти все здесь, вышел из конторы и, держа пачку писем в руке, направился к лестнице вместе с теми, кто предпочитал не дожидаться переполненного в этот час лифта. Выйдя на улицу, он задержался на углу, чтобы опустить письма в почтовый ящик. Пару раз он сильно хлопнул крышкой, удостоверившись таким образом, что письма не застряли где-нибудь на полпути.
Рядом с Пятьдесят Восьмой улицей на Восьмой авеню было недорогое кафе, с приличной едой. Мистер Кеслер взял сандвич с сыром, запеченное в тесте яблоко и кофе. Уже уходя, он попросил продавца завернуть ему булочку с корицей и положить в бумажный пакет, чтобы он мог взять ее с собой.
Помахивая пакетом, мистер Кеслер прошел пешком квартал и завернул в аптеку. Там он купил рулон стерильного бинта шириной в два дюйма.
Выходя из аптеки, он незаметно вынул бинт из коробки, развернул и уже на улице выбросил коробку и бумагу в урну. Сам рулон он положил в пакет с булочкой.
Через квартал он повторил эту процедуру в другой аптеке и по дороге к Восьмой улице он проделал то же самое еще в шести аптеках. Каждый раз он платил точную сумму мелочью, выбрасывал коробку и оберточную бумагу в урну и укладывал бинт в бумажный пакет. Наконец поверх булочки оказалось восемь бинтов, пора было возвращаться в контору.
Когда он вошел в дом, часы показывали ровно час.
Эдди ждал возле лифта. Увидев бумажный пакет, он заулыбался беззубым ртом и, как обычно, прошамкал:
— А что же на этот раз?
— Булочки с корицей, — с довольным видом объявил мистер Кеслер. Вот, возьмите одну.
— Премного благодарен, — расчувствовался лифтер.
— Пожалуйста, пожалуйста, — радушно отвечал мистер Кеслер. — У меня их много, нам с вами хватит. А я один все равно не справлюсь с таким количеством.
На третьем этаже он попросил Эдди подождать его минутку.
— Вот только заберу чемодан, — сказал он. — Клиенты ждут. Работа есть работа.
Зайдя в контору, он поставил чемодан на стол и положил в него все восемь бинтов, а пустой пакет он выбросил в корзину. С усилием волоча тяжелый чемодан, он вернулся к лифту.
— С каждым разом все тяжелее и тяжелее, — посетовал мистер Кеслер, когда лифт тронулся, и Эдди охотно поддакнул:
— Да, так уж всегда бывает. Никто из нас не молодеет.
Пройдя квартал от Коламбус-серкл, мистер Кеслер вошел в метро и сел в поезд, идущий в сторону Восточного Бродвея, а от него было недалеко до Манхэттен-Бридж. Поднявшись на поверхность, он прошел пешком от Страус-сквер до Монтгомери-стрит и там свернул налево. Он был уже почти у цели, но, прежде чем направиться в нужное ему место, он остановился и огляделся.
Вся территория вокруг была занята старыми складами, домами, пришедшими в негодность — когда-то в них сдавали квартиры, — и заброшенными стройками.
1 2 3 4 5 6 7