Я не вижу корзины.— Да хоть сюда можно, — помахал Иван Дмитриевич бывшим Фомкиным узилищем.— Вы всегда ходите по грибы с птичьей клеткой?— Спросите еще, не ношу ли я воду в решете. В клетке сидел щегол.— И где он теперь?— Мы его выпустили.— Чтобы освободить место для грибов?— Получается так. Хотя, конечно…— А грибов не нашли?— Нет, нашли, — покосился Иван Дмитриевич на Ванечку. — Нашли хорошие грибочки.— Тогда, простите, где же они?— Я их выбросил.— Нашли, говорите, хорошие грибочки и выбросили?— Да, пришлось.— Чтобы вместо них опять посадить щегла, за которым вы в настоящий момент и охотитесь. Понимаю, — кивнул Куколев. — Вот теперь наконец вы мне все очень доступно объяснили. В логике вам не откажешь. Каждый ваш последующий поступок легко и естественно вытекает из предыдущего, а взятые вместе, они просто поражают своей целесообразностью.— Вы не верите мне? — растерялся Иван Дмитриевич.— А вы на моем месте поверили бы?— Но зачем я врать-то стану?— Кто вас знает. Помнится, вчера вы мне и за красненькую поверить не захотели. Потребовали пятьдесят рублей.Иван Дмитриевич улыбнулся:— У вас не было свидетелей.— А у вас есть?— Пожалуйста, сын подтвердит… Ванечка, скажи дяде Яше. Но тот опустил головку и мстительно молчал, ни в чем не желая помогать своему обидчику. Недаром считалось, что характером Ванечка пошел в отца.— Не учите ребенка говорить неправду, — усмехнулся Куколев. — Лучше скажите честно, кто поручил вам шпионить за мной.— Чего-о?— Скажите, и я даю слово, это останется между нами.— Яков Семенович, дорогой…— Не скажете, — предупредил Куколев, — я все равно узнаю. Вам только хуже будет.— Вы с ума сошли! — рассвирепел Иван Дмитриевич. Вдруг осенило:— Шагов полста всего, Яков Семенович, там они и лежат.— Кто они? — встрепенулся Куколев.— Кто-кто! Грибы, что я выбросил.— А-а…— Пойдемте, если не верите, я их вам покажу.Куколев охотно принял предложение:— Что ж, пойдемте.Он и прежде-то вел себя, как перепелка, заманивающая лисицу в сторону от своего гнезда: за разговором настойчиво, хотя и незаметно, пытался отвести Ивана Дмитриевича подальше от того места, где засела в кустах женщина с красным зонтиком. Все это время она не подавала признаков жизни.— Пойдемте, пойдемте.Дошагали до старой придорожной березы с вывернутым корневищем, возле которой, как точно помнил Иван Дмитриевич, они вывалили эти злополучные грибы, но их там почему-то не оказалось. Кое-где жалко серела разлетевшаяся по ветру грибная труха, однако на нее Куколев даже смотреть не захотел. Действительно, эту пыль трудно было признать за доказательство.— Что за черт! — расстроился Иван Дмитриевич, ощущая себя полным идиотом.— Ну-ну, — хмыкнул Куколев.— Наверное, кто-нибудь из дачников поживился. Сегодня воскресенье, их здесь полон лес.Догадка имела смысл: неподалеку мелькали на поляне шляпы с лентами, слышался детский смех, но Куколев ничего этого замечать не хотел.— Значит, грибов нет, а щегла вашего нам и подавно не сыскать, — сказал он.— Ей-богу, тут они лежали. Ванечка, скажи, мальчик, — льстивым голосом попросил Иван Дмитриевич.Сын молчал, глазенки злобно посверкивали из-под материнских бровей. Мстительностью он пошел в отца, упрямством — в мать.— Вот что, господин Путилин, — спокойно сказал Куколев. — Скажите, кто вас послал следить за мной и сколько вам заплатили. Я вам дам вдвое больше.Он достал бумажник.— Тьфу! — Иван Дмитриевич в сердцах сплюнул и схватил Ванечку за руку.— Смотрите, — крикнул Куколев. — Пожалеете!Иван Дмитриевич остановился и, подбоченясь, отвечал:— Ха! Что вы мне сделаете!Куколев пощелкал ногтем по бумажнику.— Ваше начальство может оказаться не столь принципиальным. Вас ждут неприятности.И этот туда же! Ну и семейка. Усилием воли Иван Дмитриевич заставил себя успокоиться.— На полицию в чем только не клевещут, — задушевно сказал он. — И взяточники-то мы, и пьяницы, и лентяи. Еще поговаривают, будто мы с уголовными связаны, имеем друзей между ворами и убийцами. Или даже сами по ночам в воровские притоны захаживаем, в картишки там балуемся. Ну какой разумный человек вроде вас поверит в такую ересь! И если, к примеру, склад с вашими товарами случайно сгорит или ночью в спальне у вас появится какой-нибудь Каин с ножичком, чтобы перерезать вам горло, вам же в голову не придет обвинять в этом полицию. Так ведь, Яков Семенович? Тем более при чем тут скромный полицейский агент, всецело зависящий от расположения начальства?Сказал и вздрогнул. Показалось, что на лице Куколева как отражение этих обидой вырванных слов проступила вдруг печать смерти. Мелькнула на мгновение, неуловимо искажая и заостряя черты, и тут же растаяла в солнечном блеске.Вообще при свете дня судьбоносные знаки трудно прочесть даже тем, кому дано понимать эту тайнопись. Господь таит их от смертных. Зато владыка ночи, тот, само собой, способствует.Что почувствовал в ту минуту его собеседник и сосед, Иван Дмитриевич так никогда и не узнал.— Я пошутил, Яков Семенович, — примирительно сказал он.Куколев не ответил. Молча повернувшись, он пошел обратно к кустам, за которыми пряталась его пугливая подруга. Там, в желтизне и зелени, чуть сквозило белое платье и алел зонтик. Узенькая полоса красного шелка, Иван Дмитриевич хорошо ее запомнил. 2 Они с Ванечкой двинулись по направлению к дому. Ругать сына не хотелось, читать ему нотацию — еще того меньше. Его поведение можно было истолковать и как предательство, и, напротив, как доказательство недетской силы характера. Не зная, какой вариант предпочесть, Иван Дмитриевич решил оставить себе время для раздумий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12