Через минуту кладбищенский страж с достоинством удалился, я еще немного поплакала и засобиралась домой, поклявшись портрету завтра же, после работы, его навестить.
У ворот сидела все та же старуха, причем не одна, а в приятной компании. По левую руку от нее на траве развалился бомж, разоривший меня на двадцать пять рублей и теперь делавший вид, будто совершенно меня не знает, по правую — еще одна старушенция, которая, между прочим, ловко вязала букеты из слегка привядших цветов, наверняка собранных со свежих могил. Самая настоящая мафия, ни дать ни взять!
Глава 3.
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Кладбищенские злоключения так меня вымотали, что дома я почти не плакала, если только уронила пару слезинок в чашку с горячим чаем, из которой и состоял мой ужин, а впрочем, и завтрак, и обед тоже. Меня едва хватило на то, чтобы доплестись до кровати и рухнуть на нее без чувств. Сознание мое померкло вдруг и разом, будто лампочку выкрутили. Меня обступили темнота и безмолвие, словно я рухнула в вечность, как Тимур.
Но я не умерла, а всего лишь заснула, и мне приснился Тимур, и этот сон был таким странным… Тимур сидел у кладбищенских ворот рядом с бомжем-попрошайкой и старухой, ворующей цветы с могил. Вы и представить себе не можете, чем они занимались! Они играли в карты. И именно эту сцену я застаю, направляясь проведать Тимурову могилу. Естественно, во сне я удивилась, хотя и не так сильно, как удивилась бы наяву.
«Что ты здесь делаешь?» — спросила я Тимура.
«А, это ты, — пробормотал он, не отрывая взгляда от карт, — разве не видишь, в „дурака“ играю».
Я обиделась:
«Нашел с кем. Они же цветы с твоей могилы воруют!»
«Ну и плевать, — ответил Тимур, — зачем мне эти цветы, я же не баба, а мужик».
И тут в наш разговор бесцеремонно вмешался бомж, выцыганивший у меня двадцать пять рублей на охрану могилы.
«Чем кроешь! — завопил он. — Пики козыри!»
Я проснулась в холодном поту, сердце мое бешено колотилось, а в дверь кто-то звонил, звонил протяжно и настойчиво!
Тряхнув головой, я включила настольную лампу и посмотрела на часы: половина третьего ночи! Кто бы это мог быть в такой час? Срочная телеграмма? Ночных телеграмм я боюсь пуще террористов, но теперь, когда самое страшное в моей жизни уже случилось, я была почти спокойна.
Выслушав очередную трель дверного звонка, я спустила ноги с кровати, нащупала тапки и, пошатываясь спросонья, двинулась в прихожую. Соображала я плохо: странный сон никак не шел из моей головы. Подумать только, еще минуту назад я видела Тимура так явственно, словно не его, а кого-то другого опустили сегодня в могилу на Новониколаевском кладбище. Сегодня или уже вчера?
— Кто там? — спросила я, вглядываясь в дверной «глазок».
Хоть я и была убита горем, чувство самосохранения у меня атрофировалось не окончательно. Как нарочно, на лестничной площадке было темно, как в могиле. Бедный, бедный Тимур, как он там один, в сырой земле?
— Открой, Оксанка! — сказал кто-то громким шепотом.
Довольно странная просьба, если учесть, что я слабая одинокая женщина, а на дворе глубокая ночь! Только вот… Голос, какой знакомый голос, можно сказать, до боли.
— Кто там? — Меня прямо в жар бросило.
— Да я это, я, открой… — заторопил меня окончательно родной голос.
Может, я сходила с ума, но из-за обитой дерматином двери ко мне взывал Тимур! Или его бесплотный дух, или… или это всего лишь продолжение странного сна?.. Не знаю, каким местом я думала, но дверь приоткрыла.
* * *
…Тот, кто стоял за моей дверью, не рассеялся и не превратился в рой искрящихся пылинок, как это бывает в мастерски снятых фильмах ужасов. Более того, он был безумно похож на Тимура, только осунувшегося и исхудавшего. Увидев это, я решила, что все еще сплю. Из памяти выплыло неизвестно откуда почерпнутое знание: приходящих во сне покойников нужно вежливо, но настойчиво спроваживать на кладбище, как бы дороги они вам ни были, как бы настойчиво они ни скреблись в вашу дверь и ни жаловались на могильную сырость.
Руководствуясь вышеозначенными суевериями, я потянула дверь на себя, но не тут-то было, призрак Тимура цепко вцепился в нее с обратной стороны и сказал с обидой:
— Да пусти ты меня наконец, я замерз, как бобик…
Ну вот, начинаются жалобы, подумала я и тихо, но твердо возразила:
— Возвращайся туда, откуда пришел, я не могу тебя пустить.
Призрак Тимура очень натурально опешил:
— Ты чо, Оксанка, не узнаешь меня? Это же я, Тимур!
Я держалась из последних сил:
— Ты уже не Тимур, ты только бесплотный дух, который ищет успокоения… Иди, иди к себе на кладбище, а ко мне больше не приходи…
— Какой еще бесплотный дух? — возмутился призрак Тимура. — Ты чего несешь? — И так нажал на дверь, что она распахнулась. Едва призрак сделал шаг в мою сторону, я грохнулась в обморок, успев предварительно подумать, что, может быть, это даже к лучшему и к тому времени, как я приду в себя, он наконец рассеется или по крайней мере превратится в рой этих самых пылинок…
Куда там! Когда я очнулась, мизансцена практически не изменилась. Я сидела в прихожей, привалившись спиной к стене, а призрак Тимура аккурат напротив, на обувной тумбочке, морщась, потирал рукой ногу в разодранной брючине. Не могли его, что ли, в приличный костюм одеть, прежде чем в гроб положить? Ой, мамочки, сейчас я опять отключусь! Сейчас, сейчас… Нет, что-то не получается.
— У тебя хотя бы йод есть? — между тем деловито осведомился призрак.
Прекрасно понимая, что вступать в дискуссии с покойниками занятие бессмысленное, я все-таки поинтересовалась:
— А тебе зачем?
— Зачем-зачем? — язвительно передразнил меня бесплотный дух в драных брюках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60