Тогда Широкорядов представил нас с Нинон.
— Это Нинон, — он одарил подружку моей юности широкой улыбкой, — самая роковая женщина Дроздовки. — Нинон сделала круглые глаза, а поэт-песенник переключился на меня. — И подружка… подружка… — Он замялся. Я хотела было ему подсказать, но он успел вспомнить мое имя, прежде чем я раскрыла рот. — Подружка Женя.
Мои коленки Ленчика не заинтересовали, да и много ли разглядишь под джинсами? В любом случае они у меня не такие аппетитные, как у Нинон, хотя вообще-то это дело вкуса.
Не успели мы с Нинон «переварить»
Ленчика, как у ворот остановился еще один лимузин с открытым верхом, так называемый кабриолет, из которого высыпала компашка разноцветных девиц во главе с высокой сухопарой дылдой, невзрачной и мужеподобной. Три остальные больше походили на женщин, такие смазливенькие кошечки, похожие друг на дружку. Не пойму, почему-то они показались мне жутко знакомыми.
Мужеподобная дылда первым делом подбоченилась, со смаком потянулась, постучала по переднему колесу каблуком громадного ботинка армейского образца и сплюнула в пыль. Я посмотрела на поэта-песенника: судя по всему, эта сцена произвела на него впечатление. Он покосился на коротышку, а тот подбадривающе ему подмигнул. Поэт-песенник откашлялся и пошел встречать вновь прибывших гостей.
Пока он расшаркивался перед ними за воротами, мы с Нинон недоуменно уставились на Ленчика, который изрек весьма туманную фразу:
— Тяжелый случай, но искусство требует жертв.
Я ничего не поняла. Уверена, что Нинон тоже.
Глава 13
Церемония представления возобновилась. Нинон во второй раз была поименована самой роковой женщиной Дроздовки, а я, соответственно, подругой этой самой роковой женщины. Мужеподобную девицу, позволившую себе по этому поводу откровенно скептическую ухмылку, поэт-песенник назвал почему-то уменьшительно-ласкательно Ксюшей, а пестрых девиц Люсей, Светой и Мариной. Немного помолчал и добавил с пафосом:
— Группа «Чернобурки». Ах, вот почему они показались мне знакомыми! Да ведь это те самые девицы, которые заводят заунывную фальшивую песнь, стоит только включить радио или телевизор. Слышать их сущая пытка, а видеть — и того хуже, — особенно когда они трясут своими худосочными прелестями и сучат тонкими паучьими ножками. Подумать только, группа «Чернобурки», надо бы глупее, да некуда. Правда, сколько я помню, мужеподобная Ксюша в рядах «Чернобурок» ни разу не наблюдалась. И слава богу, потому что даже нашей разнузданной эстраде такое зрелище может повредить.
Дальше события развивались следующим образом. Девицы устроились на складных стульчиках и принялись усердно крутить приемник, который притащили с собой из машины. После непродолжительных поисков они нашли то, что хотели, и из динамика вырвалась незамысловатая песенка в их собственном исполнении. Непосредственные «чернобурки» заметно оживились и принялись подпевать себе же неверными слабенькими голосами. Пока эти трое сами себя развлекали, мужиковатая Ксюша подошла к мангалу, постояла, сунув руки в карманы мятых штанов и покачиваясь с носка на каблук, а потом хмыкнула:
— Шашлык… Это хорошо… Я повернулась к Нинон, но рассмотреть выражение ее глаз за очками с затемненными стеклами было невозможно. На мой вкус, вечеринка начиналась как-то странно, а наше с Нинон участие в ней выглядело не совсем понятно. Особенно если учесть, что сам хозяин, поэт-песенник, заметно нервничал. Похоже, что-то шло не так, как он задумал.
Скоро все прояснилось. Я услышала, как он тихо и недовольно бросил Ленчику, ворочая шампурами:
— И зачем она притащила этих безмозглых девок?
— Но ведь ты, кажется, собирался с ними работать или я что-нибудь перепутал? — так же тихо отпарировал бодрый колобок.
Поэт-песенник смолчал, а я, склонившись к плечу Нинон, прошептала:
— Слушай, какого черта мы тут забыли? У них же здесь свои дела, а мы посторонние…
Нинон блеснула стеклами очков:
— Что ты ерзаешь, все нормально. Отдыхай себе спокойно.
И, демонстрируя полную невозмутимость, откинулась на спинку стула и подставила лицо ласковому закатному солнышку, словно предлагая последовать ее примеру. И я так и сделала, предварительно бросив взгляд в сторону «чернобурок», которые резвились, не обращая ни на кого внимания. Что касается Ксюши, то она шлялась по дачному участку Широкорядова, бесцеремонно заглядывая во все уголки и закоулки.
Поскольку, в отличие от Нинон, очков у меня не было, я закрыла глаза и попыталась абстрагироваться. Ясное дело, мысли мои тут же занял мужчина моих несбывшихся снов. А попробуй его забыть, когда чуть не каждый день он мозолит мне глаза, причем по самой что ни на есть уважительной причине. Надо же ему было, помимо всего прочего, оказаться еще и следователем по особо важным делам.
— Ау!
Я открыла глаза. На меня, приветливо улыбаясь, смотрел поэт-песенник, смотрел и протягивал бокал с белым вином.
Я поблагодарила его, приняла бокал и поднесла к губам. Снова опустила веки и стала медленно потягивать приятную, немного терпкую влагу. Покосившись на Нинон, я увидела, что она занята тем же. Напряжение мое начало мало-помалу спадать. Вечеринка как вечеринка. Да и чем бы мы с Нинон занимались, оставшись дома? Предавались воспоминаниям о юности, перемывали бы белые косточки Генки, оставшегося в Швеции, или в очередной раз отправились бы утешать овдовевшего банкира? Ну нет, только не это.
Через четверть часа была опробована первая порция шашлыка, и обстановка стала еще более непринужденной. Поэт-песенник, Ленчик и Ксюша уединились под яблоней, что-то живо обсуждая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64