У меня было такое чувство, словно она видит нечто, невидимое остальным. Я обернулась и прикусила язык: совсем недалеко, где-то возле дома банкира, в ночное небо поднимался густой столб дыма. И еще я услышала такой характерный звук — треск сухих веток в костре.
Я открыла рот, чтобы заорать, но Нинон меня опередила, издав душераздирающий крик:
— Пожар! Пожар!..
* * *
Нинон перевела дух с облегчением, когда, выбежав на улицу, мы разобрались, что горит не ее дача, а бывшая дипломатова, а теперь неизвестно чья, та, на которой работали шабашники-молдаване. Полыхал, впрочем, не дом, а строительный вагончик, но в любой момент, огонь мог перебраться на крышу коттеджа, а там рукой подать до участка Нинон, а также овдовевшего банкира.
Мы все — на даче поэта-песенника осталась только голая Лиза, — точно огнепоклонники, завороженно уставились на жадные языки пламени, лизавшие вагончик. Суетилась одна Нинон, встревоженно восклицавшая:
— Да ведь так весь поселок выгорит! Нужно в пожарку звонить.
А меня беспокоило другое: где сейчас сами строители, неужто в вагончике?
Только я так подумала, как из брызжущего искрами пожарища вырвалась горящая фигура. Полыхающий человек упал на землю и стал кататься. Мы стояли, не в силах сдвинуться с места, только Ксюша не растерялась — схватила кусок валявшегося возле дома брезента и, подбежав, накрыла им заживо горевшего человека. Потом повернула к нам искаженное гримасой отчаяния лицо и зло выкрикнула:
— Ну что стоите как истуканы, «Скорая» нужна, разве не видите?
Поэт-песенник начал хлопать себя по карманам в поисках телефона, который ему не понадобился, потому что совсем рядом раздался вой пожарной сирены. Мы не успели ничего сообразить, а пожарные уже разматывали свои шланги, бесцеремонно отпихивая нас в сторону. Потом подъехала «неотложка». Молоденькая докторша приподняла кусок брезента, глянула на лежащего под ним человека, поморщилась и скомандовала:
— Живо носилки!
На этот раз Широкорядов и Ленчик не растерялись — помогли погрузить пострадавшего в машину, только глаза у них при этом были совершенно ошалелые.
— В вагончике еще был кто-нибудь? — спросил один из пожарных, видимо, главный.
Ответила Нинон, в очках которой отражались языки пламени:
— Там… Там жили рабочие, они отделывали дачу, трое… то есть двое со вчерашнего дня. Один обгорел, а где второй…
— Вы хозяйка? — сурово уточнил пожарный.
— Н-нет, н-нет, — замотала головой Нинон, — хозяин здесь не живет, дача ведь не достроена. Приезжает иногда.
— Фамилия? — Пожарный достал блокнот.
— Я не знаю…
— А кто знает? — не унимался любознательный пожарный.
— Понятия не имею, — буркнула Нинон и потихоньку отошла в сторону. Пожар погасили довольно быстро, но от вагончика практически ничего не осталось, если не считать хлам, в котором тлели угольки, готовые в любой момент разгореться. Время от времени пожарные поливали их из шлангов, и тогда они шипели, как змеи в террариуме.
— Ну что, есть там кто-нибудь? — крикнул главный пожарный.
Тот, что поливал из шланга угли, глухо ответил:
— Сейчас ничего не разглядишь. Остынет — может, кого и откопают.
— Кошмар, — прошептала в двух шагах от меня Нинон. Галдящие, как галки, «чернобурки» окружили Ксюшу, которая повела их со двора, точно утка свой выводок. Широкорядов и Ленчик все еще тупо смотрели на мерцающую кучу углей.
Я покосилась на Нинон. Помнится, кое-кто обещал мне спокойный отдых на лоне природы.
Глава 14
Меня тормошила Нинон и делала это достаточно бесцеремонно.
Я перевернулась на правый бок и недовольно промычала:
— Ну что еще?
— От второго шабашника остались одни головешки! — выпалила Нинон. — Их кочергой выковыривали, как золу из печки.
— Умеешь же ты поднять настроение с утра пораньше, — вздохнула я и подняла голову с подушки.
— По пожарищу бродят милиционеры, — как ни в чем не бывало продолжала Нинон, — а среди них особо важный следователь…
Интонации, с которыми Нинон сообщила последнюю новость, показались мне подозрительными, и я невольно напряглась:
— Ну и что?
— Как что? — удивилась Нинон. — Это значит, что когда они вдоволь вымажутся в саже, то пожалуют к нам — снимать очередные показания.
— Какие еще показания? — С утра я не очень хорошо соображаю.
— Обыкновенные, свидетельские, — резонно рассудила Нинон, — мы же там были во время пожара. А поскольку погибли люди, будет расследование. Это в любом случае. Кроме того, нельзя забывать, что один из этих шабашников подозревается в убийстве Остроглазовой, а значит, интерес к пожару будет двойной…
— Ну ты даешь, — покачала я головой, — тебе бы самой в сыщики податься.
Нинон не обратила внимания на мой комплимент:
— Ты лучше вставай. Нужно позавтракать, пока они не явились, а то потом начнется… ассамблея.
Нинон отправилась на кухню греметь кастрюльками, а я уныло подумала, что мне ужасно не хочется встречаться с мужчиной моих несбывшихся снов и, как нарочно, этой встречи мне не избежать. Это значит, что мне придется снова лицедействовать, изображая полнейшее равнодушие, когда хочется рвать и метать. Может, мне все-таки вернуться в Москву? Впрочем, это вряд ли поможет, поскольку и там я останусь свидетельницей.
В очередной раз осознав горечь собственной участи, я позволила себе немного всплакнуть, потом припудрила покрасневший нос перед зеркалом и спустилась вниз.
Хоть близорукая Нинон и была без очков, это не помешало ей заметить произошедшую во мне перемену.
— Что это с твоими глазами? — бдительно осведомилась она. Я усиленно заморгала:
— С глазами?.. А, это мне в глаз мошка какая-то залетела…
Сказала и только потом вспомнила, что на «мошку» я уже, кажется, однажды ссылалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64