— Чего вам?
— Не знаете, где ваша соседка?
— Не знаю и знать не хочу! — Дверь оглушительно захлопнулась.
Задетый за живое Рогов опять нажал на звонок. Дверь снова приоткрылась, но глаза он не увидел.
— Вы чего хулиганите? — пожаловался плаксивый голос и пригрозил:
— Сейчас милицию вызову!
Рогов молча сунул в узкую щель удостоверение и повторил свой вопрос. На этот раз ему торопливо ответили:
— Наверное, на рынке торгует, где ж еще…
— На каком именно?
— На Черкизовском…
— Спасибо, вы очень любезны, — пробормотал Рогов, и дверь тихонько прикрылась.
— Вряд ли мы найдем ее на рынке, — вздохнула Шура — как будто бы он сам об этом не догадывался — и первой вышла из подъезда.
Рогов же решил попытать счастья еще в одной квартире — третьей. Там ему открыла приветливая молодуха, выпустившая из квартиры на лестничную площадку такие вкусные кухонные запахи, что Рогов с особенной остротой почувствовал свое холостяцкое сиротство. И женщина была вся такая уютная и аппетитная, что ее хотелось расспрашивать долго и подробно, и не только по существу дела. Может, он так бы и поступил, если бы не тревожный зов запыхавшейся Шуры:
— Юрий Викторович, Юрий Викторович! Он досадливо поморщился и обернулся. Его помощница на редкость комично покачивалась на высоких каблуках своих промокших лодочек.
— Ну что там опять? — выдохнул он устало.
— Через окно видны чьи-то ноги — — сообщила Шура и шмыгнула носом.
— Что? — не сразу понял Рогов.
— Там дети ходили под окнами… Ну, я тоже решила… Заглянула в квартиру Бельцовой, а там кто-то на полу лежит. По крайней мере, ноги видны. По-моему, женские…
— Отлично, — буркнул Рогов, — только этого мне и не хватало для полного счастья.
Глава 25.
ВАШИ ДОКУМЕНТЫ!
«…Влад только что вышел из-под душа. Вокруг его загорелых бедер было обернуто махровое полотенце, густые волосы небрежно взлохмачены, а на бронзовом торсе блестели капельки воды…»
Мура откинула голову, полюбовалась запечатленным на экране дисплея потоком сознания, пробормотала в задумчивости: «капельки воды, капельки воды…» — после чего вдохновенно отстукала продолжение: «в которых отражалось все счастье мира». Потом вспомнила, что, кажется, уже использовала это замечательное сравнение в предыдущем романе «Поцелуй на прощание». Только там «все счастье мира» отражалось не в капельках воды, а в бисеринках пота… Нет-нет, пожалуй, даже не в бисеринках, а в глазах… Точно, в глазах «цвета загустевшего меда»! Мура вздохнула и, нажав на соответствующую клавишу, стерла уже написанное. М-да… Муки творчества, о которых благодарные читательницы даже не подозревали, принимали поистине космические масштабы.
Творилось что-то неладное: Мура уже второй час топталась на одном Месте. Любовная сцена решительно «не шла», а ведь раньше это была ее специализация! До сих пор никто лучше Алены Вереск не мог описать, как «мужественный красавец сжал ее в своих объятиях».
— Неужели я исписалась? — спросила она себя в тревоге и сама себе ответила:
— Нет, тут дело в другом… В этом убийстве!
Увы, ей не давало покоя это дурацкое пестрое платье, неожиданно всплывшее на поверхность из глубин подсознания. Точнее, даже не само платье, а всего лишь его край, мелькнувший в длинном, как прямая кишка удава, коридоре Дома культуры строителей. Из-за этого самого воспоминания Муру мучило неотступное беспокойство. Она уже сомневалась во всем и прежде всего в том, что манекенщицу зарезал Лоскутов. Если убийство и впрямь произошло в считанные минуты, как утверждает коренастый следователь, совершенно не годящийся на роль героя-любовника, то женщина (в платьях все-таки ходят преимущественно женщины) в коридоре возникла неспроста!
— Я не смогу работать, пока не докопаюсь до истины! — решила Мура и закрыла файл. Сначала Мура посидела, подперев голову на манер роденовского «Мыслителя» и пытаясь сосредоточиться, — безрезультатно. После чего сменила тактику: устроилась на диване и закрыла глаза. Долго она так не пролежала, подскочила и стала с бешеной скоростью одеваться. Кое-как расчесалась, небрежно мазнула помадой по губам и выскочила из квартиры, предусмотрительно прихватив с собой диктофон, который, как показали последние события, наряду с косметичкой всегда должен присутствовать в сумке уважающей себя женщины. Мура спешила на вокзал. Почему? Да потому, что она вспомнила разговор между Лоскутовым и его помощником, подслушанный ею накануне, когда еще она находилась в загородном особняке на положении полуфабриката или, вернее, промежуточного материала, предназначенного для преобразования в бессловесный кусок мяса. Ладно, теперь это уже неважно, а важно, что Лоскутов упомянул о бабке манекенщицы, доживающей свой век в Озерске, в доме для престарелых. Может, Мура, и ошибалась, но в детективной литературе, сколько она помнила, корни всех преступлений искали в прошлом. А кто может лучше знать прошлое мертвой манекенщицы, чем ее бабка?
Муре повезло: электричка на Озерск уже стояла у платформы. Она купила билет, газету, чтобы скоротать время в дороге, а также — уже в последний момент — бублик, щедро усыпанный маком. Все-таки Мура ничего не ела с самого утра, впрочем, ее это мало беспокоило, поскольку увлекшись чем-нибудь, она всегда забывала о таких пустяках, как хлеб насущный. Обычное дело для творческой натуры.
По прибытии на место назначения Мура вступила в общение с аборигенами и очень скоро узнала, где ей следует искать бабку манекенщицы. Уселась в автобус и отправилась искать прошлое убитой красавицы, причем, как ей представлялось, непременно темное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68