Мне сказать тебе надо...
– Что, отец? – переспросил Роман. – Чего прикажешь?
– Приказать не прикажу... Но есть у меня последняя к тебе просьба... Ты вот что... Мне мой отец рассказывал, а ему... его... Был в семье перстень – талисман. Приносил он счастье и богатство невиданное... Передавали его из поколения в поколение от отца к старшему сыну, и в конце концов ушел он из семьи, а с ним и счастье и удача ушли... Ты найди перстенек... Он у кого-то из наших родичей... Как мне отец сказывал – в земле Новгородской... Обретешь перстень – получишь и блага земные, и власть над людьми...
– Да как же я узнаю его, как найду? – удивленно воскликнул Роман, не принимая еще всерьез услышанное.
– Я скажу тебе... Сам никогда не видел, но как выглядит – знаю. Перстень большой, серебряный, камень в нем ничем не примечательный – серый, как небо осеннее.
– Отец! Сотни таких перстней на свете белом! Разве сыскать мне его?
– Если ты его увидишь, то сразу поймешь, что это он и есть... Огонь в нем горит немеркнущий, да только никто из чужих его не видит... Лишь те, у кого в жилах кровь старого варяга течет, то пламя в камне заметить могут...
Отец так разгорячился, что забыл на время о своей смертельной ране. Глаза его заблестели, и щеки будто даже окрасились слегка бледным румянцем. Словно неведомая сила вселилась в этого человека и не отпускала до тех пор, пока не передаст он своему потомку нужные слова.
– Кто такой старый варяг, отец? – спросил Роман. Спросил не потому, что ему было так уж интересно это узнать, а потому, что видел он, что, говоря о перстне, отец будто оживает, и новые силы вливаются в его ставшее немощным тело.
– Старый варяг – это твой пращур, сын... Прибыл он на Русь с дружиной самого Рюрика. Да так на Руси и остался... Привез он собой перстень заговоренный... Благодаря ему, не было переводу казне варяга... Был он знатным, уважаемым человеком... И потомки его тоже немалыми людьми стали...
– Отец, сколько уж лет прошло, видать, с тех пор, как затерялось кольцо. Верно, давно оно у чужих людей, – воскликнул Роман. – А ежели так, то ввек не сыскать мне его.
– В том-то и дело, сын, не уходит перстень надолго из семьи. Коли попадает к чужим людям, то, так или иначе, обратно возвращается... Был я молод – искал его, да не судьба была найти... Узнал даже имя владельца, да отбыл он в далекие страны заморские... Но ты поезжай в Новгород, чует мое сердце, что там перстень заветный...
– Как же, отец? Как я поеду туда? Как мать брошу, да и даль какая великая!
– А я и не сейчас тебя посылаю... Подрастешь, тогда в странствие и пустишься... – прохрипел отец. Силы его вновь стали убывать, и лицо приобрело прежний мертвенный цвет. – А теперь, сын, подай икону, я тебя благославляю... – Добавил он.
Роман прошел в угол опочивальни, где висела старинная икона Богородицы византийского письма, и, сняв ее со стены, подал отцу. Тот перехватил ее и чуть не выронил из совсем ослабевших рук. На то, чтобы приподняться, у отца сил уже не было, и он попросил Романа склонится над ним.
Благословив сына, отец вернул ему икону и утомленно откинулся на подушки. Видно было, что это усилие совсем подточило его силы.
– Ступай, сын. И помни, что я хотел, чтобы ты вырос достойным человеком...
Роман почувствовал, как к глазам его поступают горячие, жгучие слезы, а в горле застрял комок. Он послушно направился к двери, но голос отца вернул его с полпути.
– Погоди... сын.. Я тебе... еще сказать... должен... – торопливо заговорил умирающий прерывающимся голосом. – Перстень этот... на нем заклятье... отец говорил... Не греши... Нельзя... Погибнешь... – Тут силы совершенно покинули отца, и он впал в забытье.
Роман пулей выскочил из опочивальни и побежал разыскивать мать. В ушах его все еще звучал шепот отца: «Не греши! Нельзя! Погибнешь! Не греши! Нельзя!»
Словно молитву, повторял про себя Роман те слова, мечась по темным покоям в поисках невесть куда запропастившейся матери, и казалось ему, что какая-то жуткая угроза нависла над ним, и нет от нее ни спасения, ни пощады.
Павел, бывший дружинник князя Мстислава, скончался тем же утром, когда первые лучи восходящего солнца озарили мир. Его похоронили, по христианскому обычаю, на третий день, на маленьком деревенском кладбище. Мать Романа была безутешна – словно и не было в ее жизни тех тяжких лет, что прожила она с этим суровым, безжалостным человеком, словно не терпела она от него великих мук. Она не обвиняла ни в чем своего сына – словно отец погиб от собственной руки, как было сказано судейскому. Роман узнал об этом позже, и с недетской серьезностью подумал, что так оно и есть. Если бы отец не пил, если бы не поднимал руки на свою безропотную жену – разве ожесточилось бы сердце его сына? Да и теперь мать не слишком-то тосковала по супругу – просто молодой, здоровой женщине тягостно было вдовство.
Со временем она совсем пришла в себя. В доме снова начал звучать ее звонкий голос, она даже научилась смеяться – Роман и забыл уже, когда слышал материнский смех последний раз. А тут он начал замечать, что мать становится веселее день ото дня – на щеках заиграл румянец, стан округлился, и даже глаза заблестели совсем по-молодому. Такая резкая перемена в матери не могла не удивлять отрока.
Однажды, поймав на себе пристальный взгляд сына, Дарья подозвала его к себе и, потрепав непослушные вихры, улыбнулась.
– Что смотришь неласково, сынок? – с некой затаенной нежностью спросила она, погладив его по голове. – Радость ведь у нас. Отец твой, покойник, оставил мне на память подарочек! Так что, Бог даст, к весне будет у тебя братик или сестричка.
Роман некоторое время не мог понять, о чем это таком мать говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11