А спрыгнуть - все равно что спрыгнуть с парашютной вышки.
- Бычун! Ну, Мишка хоть куда запрыгнет. Вот он переминается на месте, вот побежал рядом с конем, вот своими тонкими жилистыми руками схватился за седло, раз - и уже едет...
- Пономарев! Панама тоже хочет сделать все так же легко, как Бычун. Он переминается на месте, бежит и ударяется о бок коня.
- Вы что, мальчик, - кричит тренер, - забодать коня хотите? Еще раз! Панама переминается, быстро бежит, зажмурившись, прыгает - и попадает лбом в стенку! Не успел! Лошадь уже пробежала. "Не могу я больше! Не могу!" думает он, а слезы градом катятся из глаз: еще бы, так треснуться! Вон какая шишка на лбу напухает.
- Без соплей! - кричит тренер. - Не разводите в манеже сырость, а то у коней мокрец заведется! Кстати, что такое мокрец? Пономарев!
- Болезнь, - всхлипывая, отвечает Панама, - от сырости она...
- Точнее! Бычун!
- Поражение венечного и путового сустава, возникает при... "Чего ради я мучаюсь? - думает Панама. - Все равно я никогда не научусь прыгать, как Бычун. Да и зачем это? Н без этого можно прожить. Вон папа вообще ничего не умеет, а какой сильный! Выбрал я спорт какой-то несовременный! Умные ребята в фотокружок ходят, в радиокружок, а я как дурак - лошадей выбрал! Брошу, не могу я больше!" Ему от этой мысли даже радостно стало. "Ну и что, - думал он, - а кто сейчас умеет верхом ездить? И ничего..." Он шел по улице домой, пытался сумкой размахивать, а руки-то болят, намотались за тренировку. Быстро идти тоже не может - ногам больно. "Брошу, брошу! - твердит он. Столько мальчишек уже бросили. И тренер попался какой-то... Вон в соседней группе ездят себе потихонечку, уже барьеры прыгать начали, а мы все "лечь-встать, отстегнуть стремена"! А ну-ка, поезди всю тренировку без стремян! Это он специально, да еще шамбарьером бьет. Старый, а злой какой! Брошу! Завтра же брошу! Не могу я больше!"
Глава четырнадцатая. ЖЕНСКИЕ СЛЁЗЫ
Панама вошел в свою подворотню. У них во дворе был маленький садик и песочница, в которой по утрам копошились малыши, а вечером собирались взрослые мальчишки, громыхали на гитаре, пока их дворничиха не прогоняла. Сейчас темно и холодно, и в садике никого нет. Нет, есть! Посмотрите, кто-то идет навстречу Панаме. Да это же Маша Уголькова!
- Здравствуй, Игорь!
- Привет. Ты чего?
- Я ничего. Игорь, ты не бойся. Вот держи... - И она сует в руки Панаме узелок, из которого сыплются какие-то монеты, звякнув, катится по дорожке блестящее колечко.
- Машка, ты что, сдурела? Зачем мне это?
- Бери, бери! Теперь они не будут тебя обижать!
- Кто? - совсем сбивается с толку Панама.
- Бандиты! - шепчет Маша. Панама только обалдело смотрит на нее.
- Игорь, я сегодня смотрела на тебя на физкультуре, когда мы в ручеек играли, ты же весь в синяках.. У тебя прямо рубцы на теле. Я читала, одного мальчика так басмачи пытали - били его проводами. Игорь, ты им, наверное, задолжал? Скажи, да? Угадала ведь? Вот мои деньги и колечко, - приговаривает Маша, ползая по песку и собирая рассыпавшееся богатство. - А еще можно у бабушки попросить - она даст, и ты расплатись с ними. Игорек, ты ничего не бойся! Они тебя вовлекли и запутали. Тебя дома нет, из школы ты прямо бегом бежишь... Я давно хотела с тобой поговорить, да за тобой разве угонишься! А сегодня как посмотрела на тебя... "Нет, думаю, хоть до утра сидеть буду, а дождусь, не могу я, когда человек на глазах пропадает".
- Ты что, - сказал Панама, - чернил выпила? Вот девчонки, начитаются всякой дряни, телевизора насмотрятся и выдумывают! - Его прямо душило возмущение. И тут он услышал странный звук.
- И-и-и... - тоненько так, жалобно. А это Маша плачет.
- Да не реви ты! Но Маша только руками замахала. Встала и пошла, только плечи дергаются да помпон на шапочке дрожит.
- Стой, Маш, да не реви ты! Ну подожди. Ну, Маша!
- И... и... - и всхлипывает.
- Ну, послушай, только я тебя очень прошу, никому пока не говори! Всхлипывания стали потише.
- Я занимаюсь в школе верховой езды. - Панама сам удивился, как это торжественно прозвучало.
- Не хочешь правду сказать, - сквозь слезы проговорила Маша.
- Нет, честное-пречестное! Бориса Степаныча спроси, он тоже там занимается. Он меня и устроил.
- И ты учишься кататься верхом? - выдохнула Маша.
- Не кататься, а ездить, - солидно поправил Панама. - Катаются верхом на палочке.
- Игорь! Какой ты смелый! Я бы никогда не смогла к лошади близко подойти! Я даже мышей боюсь.
- Чего там, - ответил Панама, но потом ему стало неловко. - Вообще-то я тоже мышей боюсь.
- Все равно, все равно ты очень смелый! Игорек, а можно мне когда-нибудь посмотреть, как ты катаешься там?
- Езжу, - поправил Панама. - А чего ж нельзя! Можно. Вот будут соревнования, и приходи, я тебе билет достану, с ребятами познакомлю.
- А на тренировку нельзя? Панама представил, как Маша, в своем чистеньком платьице, смотрит, как они, потные, грязные, злые, крутятся в пыли манежа, как хлопает бич и слышатся такие слова, которые лучше вообще никогда не слышать.
- На тренировку неинтересно, - сказал он. - Вот скоро конкур будет приходи. Борис Степанович выступать будет.
- А что это - конкур?
- Преодоление препятствий в закрытом помещении, - отрапортовал Панама. Недаром Денис Платонович заставлял их зазубривать длинные фразы из пособий покойному спорту. Он мог в самый неподходящий момент, когда вся группа шла манежным галопом, крикнуть: "На Вермуте - повтори порядок принимания коня с места!.." "Взять шенкель строже. Повод разобрать короче, принять на себя, пока лошадь не сделает шаг назад. Отдать повод одновременно с шенкелем и наклоном корпуса вперед... А галоп - это галоп, он тоже внимания требует".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22