Скоро по всему пространству ходили буро-жёлтые валы. Меня то поднимало на гребне, окатывая пеной, то кидало с немыслимой высоты в свирепые водовороты. Я отчётливо видел, как к чёрному небу взлетали белые брызги. Затем ветер так усилился, что весь мир погрузился в какой-то статичный, тяжёлый, душный туман.
Рёв перешёл в грохот. Засвистели молнии, потоком хлынул ливень. Казалось, бьются морские и воздушные демоны. Вдруг я увидел одного из них. Вернее, я увидел только огненно-опаловый глаз с быстро бегающим черным зрачком. Он то появлялся, то скрывался в клубящихся тучах.
Эта грандиозная картина все же оказалась увертюрой к фиесте океана. Я стал замечать, что волны становятся какими-то упорядоченными. Они равномерно накатывались и сталкивались в гармоничной последовательности, выбрасывая в воздух фейерверки брызг. Гул прекратился, как будто отключили звук во время демонстрации кинофильма. По всему пространству образовалось множество водопадов, каскадов, фонтанов, гейзеров. Группируясь, они создавали дворцы и статуи, отдельные стереометрические фигуры. И каждый раз только на мгновение, на одно мгновение. Водовороты выбрасывали спиралью стаи летучих рыбок. Они пролетали над водой несколько десятков метров, озаряя все вокруг светом разных оттенков — от чистейшего белого и кремово-розового до глубокого фиолетового и малахитово-зелёного. Затем два мощных гейзера выбросили в воздух двух огромных рыбин, похожих на рыбу-луну, только с большими, но чрезвычайно лёгкими, жёлтыми прозрачными крыльями. От крыльев исходило сияние, подобное солнечному. Одна рыбина была темно-красная, другая — огненно-оранжевая. Все окрасилось в тёплые тона. Пена фонтанов стала розовой.
Вдруг в противоположной стороне взметнулось ещё два мощных фонтана, неся на своих гребнях двух ещё более сиятельных особ. Одна была голубая, другая — фиолетовая. Поднялись их веки, и из глаз брызнули мощные лучи, подобные лазерным. Каждый из лучей вдруг разделился на два, и по всему пространству заходили четыре световых волны, то скрещиваясь, то удаляясь друг от друга.
Я встал во весь рост в моей лодке и кричал от восторга. Праздник же океана продолжался и достигал своей кульминации. Из морской глубины поднялись девять огромных спрутов и подняли в воздух щупальца, каждое из которых держало по громадной раковине. Показавшиеся над водой плавники неведомых морских животных вибрировали, и раковины запели. Некоторые издавали очень высокие звуки, другие имели бархатный тон, третьи басили, подобно гигантским трубам. Не было явной единой мелодии, оркестр звучал неустойчивым, стремящимся в бесконечность призывом. На этот призыв всплыли моллюски, губки, звезды, крабы и раки. Морская гладь превратилась в пышный восточный ковёр. В воздухе же я заметил какие-то бесплотные тени. И почувствовал запах амбры и земляники. То морские ветры принесли чудесные запахи со всех концов земли.
Но вот внезапно все исчезло. Остался лишь гигантский водоворот. Море вспенилось, образовался мощный ток воды. И я увидел, что это — лицо старца, седобородое, седовласое. Я восторженно глядел в лицо Океана. И он увидел меня, и, как мне показалось, улыбнулся…
— Вставай, пора, сынок, — услышал я голос и оказался на миг в темноте. Но вот объявились очертания моей комнаты — и пробуждение.
— А чего? В школу ведь сегодня не идти.
— Так в художественную. Ты что, забыл?
— Ах, да, сегодня композиция! Я сейчас такую композицию видел…
Умывшись, окончательно проснулся. Начался обычный день. Дела не оставляют нас и в каникулы. Но после обеда я вновь пришёл к морю, на длинный песчаный пляж. Было небольшое волнение. Кружили чайки. Но никакого намёка на ночное величие. Море как море… И вдруг волна выбросила к моим ногам какой-то сучок. Я поднял его. Он был замысловатой формы, с причудливыми изгибами коры, с многочисленными наростами и трещинками. В нём была пластика воды. Я долго рассматривал его. И увидел вдруг в нём три лица. Вверху было прекрасное женское лицо — лицо моря — сказочной стихии, которой мы наслаждаемся и по которой так тоскуют моряки. Её волосы перерастали во вздыбленные кудри бурного моря, моря, топящего корабли. Это было лицо пучины, поглотившей тысячи человек.
Третье лицо показалось мне знакомым. Оно было здесь самым главным. Да, это был седой титан Океан — вечный, великий, тот, в чьи тайны мы пытаемся проникнуть, но проникли лишь в сотую их часть, та стихия, откуда вышла сама жизнь. И я сказал ему:
— Я твой, Океан.

1 2