А если бы и оглянулась, разве он смог бы подойти к ней? Нет, он просто ничтожный человек, и правильно Тошка сделала, что не оглянулась, и правильно, что Иван оскорбил его... Все, все правильно, только ему не стало легче от сознания собственного ничтожества.
Ничего хорошего не вспомнишь ночью, когда вот так неожиданно проснешься.
Сократик услышал, что в соседней комнате разговаривают. Это до сих пор не спали мать и дед. Он хотел крикнуть им, чтобы разрубить ночное одиночество, но тут же, конечно, вспомнил, что весь вечер не разговаривал с матерью.
Началось с того, что он зашел в трикотажный магазинчик, чтобы посмотреть на свою новую знакомую. Сократик не видел ее с тех пор, как они потерялись в тоннеле, но оказалось, что она там уже не работает. Он повернулся, чтобы уйти, и увидел Геннадия Павловича, входящего в магазин.
Сократику не хотелось с ним встречаться, и он, чтобы задержаться, спросил имя той девушки. Ему ответили, что Наташа. Тем временем он скосил глаза: Геннадий Павлович стоял у окна и смотрел на улицу.
Ясно было, кого он здесь подстерегал. И это было не в первый раз. Как-то Сократик видел Геннадия Павловича, болтающегося около кинотеатра, который помещался в их доме. Когда тот заметил Сократика, то громким, неестественным голосом стал спрашивать, нет ли у кого лишнего билетика.
Сократик вышел из магазина и нарочно замедлил шаги у витрины. Их глаза встретились, и Геннадий Павлович торопливо отвернулся. "Совсем как Рябов", подумал Сократик. Конечно, ему стыдно, нехорошо ведь получается. Он здесь, а дома его ждет жена. Да, да, жена. Сократик узнал о ее существовании в тот вечер, после встречи около кино.
Она пришла к ним домой, и Сократик разговаривал с ней. Она была высокая, круглолицая, похожая на певицу из хора имени Пятницкого. Ее голос до сих пор звучит у него в ушах...
- У вас нет... Геннадия Павловича? - спросила она спокойным голосом. Сократик случайно посмотрел на ее руки и увидел: она прямо разрывала свой платок. Ничего себе спокойная. - А... - начала она.
Но Сократик опередил ее и сказал, что матери нет дома.
- А ты ее сын? - спросила женщина.
Сократик кивнул.
- У нас тоже есть мальчик, твой ровесник. - Она грустно улыбнулась и ушла.
В тот день мать вернулась поздно, но сегодня, как это ни странно, она была дома. Сократик, чтобы опередить ее уход, собрался ей рассказать о той женщине, о "певице" из хора Пятницкого. Пусть знает. Он начал с того, что видел Геннадия Павловича, и заметил, что это известие было для матери неожиданным и взволновало ее. Она минуту поколебалась, потом все же попудрила нос и ушла. Вернулась она скоро и в хорошем настроении, но он после этого весь вечер промолчал...
Сократику стало нестерпимо жалко себя, и он повернулся на другой бок, чтобы заснуть... А дед, как нарочно, говорил громко и мешал ему.
- Ты помнишь его, - долетел до Сократика голос деда. - Он приходил к нам на старую квартиру несколько раз. Сейчас ему под восемьдесят. До революции он работал у купца Мельникова управляющим мыловаренным заводом и занимал весь второй этаж в нашем доме. А в революцию вместе с Мельниковым сбежал на юг, к белым. Только потом Мельников укатил в Париж, а Назаров вернулся. Квартиру его к этому времени разделили на четыре и заселили, и он зашел к нам, поговорил и уехал в неизвестном направлении. Потом он появился перед войной и в последний раз в сорок пятом, когда уже война кончилась.
- Теперь я вспомнила, - услышал Сократик голос матери. - Этот Назаров называл меня барышней.
- Вызывает он меня в больницу... - Голос деда упал до шепота.
Сократик снова задремал, и ему приснилось, будто он идет по Садовому кольцу и замечает на противоположной стороне девушку из трикотажного магазина. Он сложил руки рупором и стал звать ее: "На-та-ша! На-та-ша!" Хорошо получилось, что он узнал ее имя. Но разве возможно перекричать грохот машин. Тогда он бросился к тоннелю, чтобы перехватить ее, однако на противоположной стороне вместо Наташи его ждали Геннадий Павлович и Рябов, который держал в руке фотографию Тошки. И Сократик, вместо того чтобы пробежать мимо них, стал с ними вежливо разговаривать и предлагать им свою дружбу...
И тут он услышал громкий голос деда и забыл про Геннадия Павловича и Рябова.
- Понимаешь, в стене дома, в бывшей квартире Назарова, - сказал дед, большое богатство... План точный дал. Боится, что дом снесут, пока он в больнице. Вот он и взял меня в долю. - Дед хихикнул. - Не было счастья, так несчастье помогло.
- Да ну, отец... Это рассказы для детей, - сказала мать. Она протяжно зевнула. - Спать хочется... Я сегодня устала...
- Ничего ты не понимаешь. Он, когда прятал это богатство в стену, думал - революция на время. Он поэтому и за границу не уехал. А потом боялся этот клад достать, все ждал подходящего времени... Там золото, драгоценности... Эх, заживем, заживем, заживем! - пропел дед. - Отдыхать будем, пить, есть, по курортам разъезжать. На людей будем смотреть с прищуром: хочу - вижу, а хочу - не вижу. Тебя оденем как куколку. Ты заявишься на работу во всем новом, а они там рты откроют... Эх, заживем, заживем, заживем!
- Я куплю себе кожаную коралловую курточку, - сказала мама, - и такие же коралловые туфли на страшенном, высоченном гвоздике и маленькую шапочку из соболя... Темно-шоколадного цвета.
- Работу бросишь, - снова пропел дед.
- Я люблю свою работу, - сказала мать. - Я печатаю и каждый день узнаю что-нибудь новое.
- Ерунда все это, ерундистика, - сказал дед. - Узнаёшь! А сколько можно узнавать новое? Десять, пятнадцать лет или тридцать? Пока станешь старухой.
- Юрке купим самый дорогой велосипед, - сказала мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36