Дро­жа от страха, дети наконец добрались до храмовых ворот, за которыми виднелись огромные фигуры Стражей. И хо­тя ярко светила луна, казалось, что вокруг храма кро­мешная тьма. Как хорошо и привольно в парке днем, а сейчас от страха душа уходит в пятки. Все озирались в ожидании – вдруг откуда-нибудь выскочит привидение! Стоило ветру пошевелить веткой, как раздался чей-то испуганный вскрик. «Привидение!» – вопил другой, насту­пив на что-то мягкое. Дело дошло до того, что подружка, которую Тотто-тян держала за руку, начинала казаться привидением. Тогда она решила, что с нее довольно и на кладбище она не пойдет: уж там-то привидение обяза­тельно ее подкараулит. К тому же она теперь прекрасно знает, как проверяется храбрость, следовательно, можно возвращаться. И все остальные в группе были «за». Значит, не одна она! Возвращаясь, бежали без оглядки.
Когда вернулись, обнаружилось, что все ушедшие рань­ше уже в полном сборе. Они тоже побоялись идти на кладбище.
В это время учитель привел зареванного мальчика с обернутой белой тряпкой головой. Выяснилось: мальчишка изображал привидение и все это время, сидя на корточках, прятался за могилой. Но так как никто не появился, он страшно перепугался и выскочил на дорогу. Там его, в слезах, и нашел «патрулировавший» учитель. Пока его утешали, вернулось очередное «привидение», а за ним и другое, оба рыдая в голос. Прячась в засаде, они налетели друг на друга и больно стукнулись лбами. Неудачники вернулись в школу, плача от страха и боли. Остальные потешались от души – было очень смешно, – и к тому же все почувствовали облегчение: бояться, оказы­вается, нечего. «Привидения» тоже смеялись, правда, сквозь слезы. Тем временем появилось еще одно «приви­дение», одноклассник Тотто-тян, по фамилии Мигита. Для пущей натуральности на голову он напялил склеенный из газеты капюшон.
– Я прятался, прятался, а никто не пришел… Разве так можно?! – возмущался Мигита, расчесывая в кровь искусанные комарами руки и ноги.
Стоило кому-то сказать: «Комары искусали „привиде­ние“!» – как все расхохотались.
– Пойду-ка я за оставшимися «привидениями», – ска­зал Маруяма, классный руководитель пятого класса.
Вскоре он вернулся в сопровождении «привидений», которые тряслись от страха под фонарем, ожидая помощи, и тех, кто так перепугался, что добежал чуть ли не до самого дома. Наконец все были в сборе.
После этой ночи ученики школы «Томоэ» перестали бояться привидений. Ведь и сами привидения оказались не такими уж смелыми.
Зал для репетиций
Тотто-тян чинно, как и полагается воспитанной девочке, шагала по улице. Так же чинно вышагивала рядом, время от времени поглядывая на свою хозяйку, Рокки. Столь благовоспитанно Тотто-тян вела себя лишь в тех случаях, когда ходила на репетиции к папе. Обычно же она всегда куда-то спешила: бежала во всю прыть, металась из стороны в сторону, то напрямик, то подлезая под ограду между дворами. Но сегодня они направлялись в репетиционный зал, что в пяти минутах ходьбы от их дома.
Отец Тотто-тян был концертмейстером. Вообще-то сам он играл на скрипке. Однажды произошел случай, который произвел неизгладимое впечатление на Тотто-тян. После концерта утихли аплодисменты, и вспотевший дирижер, круто повернувшись, сошел вниз с возвышения и пожал руку папочке Тотто-тян, который играл на скрипке. Папа тоже поднялся, а вслед за ним весь оркестр.
– Почему они жмут друг другу руки? – шепотом спросила Тотто-тян.
– Дирижер хочет поблагодарить оркестрантов за то, что они хорошо играли. Он пожал руку концертмейстеру и так сказал «спасибо» всему оркестру, – объяснила мама.
Тотто-тян любила ходить на репетиции. Здесь были одни взрослые, и играли они на разных инструментах. И потом, дирижер Розеншток так забавно говорил по-японски!
Тотто-тян была слишком мала, чтобы понять, что тво­рилось в мире. Не знала она, разумеется, и того, что в то время в Германии начались гонения на евреев.
Папа объяснил ей, что Иозеф Розеншток был изве­стным в Европе музыкантом, но злодей по имени Гитлер творил там ужасные вещи, и дирижеру пришлось бежать в далекую Японию. И еще папа сказал, что очень уважает Розенштока.
Благодаря Розенштоку, дирижеру с мировым именем, оркестр, созданный знаменитым японским композитором Косаку Ямадой, быстро стал первоклассным. Розеншток требовал, чтобы оркестранты играли на уровне лучших оркестров Европы. И нередко по окончании репетиции говорил с досадой: «Я из кожи вон лезу, а никакого толку».
Скрипач Хидэо Сайто, который лучше других знал немецкий, отвечал ему от всего оркестра:
– Мы стараемся, но нам не хватает техники. Мы ошибаемся не нарочно.
Конечно, Тотто-тян не знала всего этого, ей только изредка доводилось слышать, как Розеншток, багровея от возмущения, гневно кричал что-то по-немецки. В таких случаях Тотто-тян отрывалась от окошка, через которое, подперев щеку рукой, следила за оркестром, опускалась на корточки рядом с Рокки и, затаив дыхание, ждала, когда снова заиграет музыка.
Но чаще всего Розеншток был очень приветлив и ми­ло коверкал японские слова. Когда оркестр играл прилич­но, он с забавным акцентом хвалил:
– Ошень карашо, Куроянаги-сан! Великолепно!
Тотто-тян ни разу не заходила в репетиционный зал, музыку она любила слушать тайком, подглядывая в окошко. Бывало, наступал перерыв, оркестранты выходили на све­жий воздух, и тут ее замечал ее папочка.
– Опять пришла, Тотто-скэ, – говорил он, нисколько не сердясь.
А господин Розеншток, завидев ее, приветствовал:
– Доброе утро! Здравствуй!
И хотя за время их знакомства Тотто-тян уже подросла, он подхватывал ее и крепко прижимал к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50