Зато очень много было; больше, чем у Васьки; взвалил на спину — так и согнулся пополам.— И я с вами, — сказал Сережа, поспешая за ними.— Не, — сказал Васька. — Поворачивай домой. Мы по делу идем.— Да я просто так, — сказал Сережа. — Просто провожу.— Поворачивай, сказано! — приказал Васька. — Это тебе не игра! Маленьким нечего там делать!Сережа отстал. У него дрогнула губа, но он скрепился: подходила Лида, при ней плакать не стоит, а то задразнит: «Плакса! Плакса!»— Не взяли тебя? — спросила она. — Эх, ты!— Если я захочу, — сказал Сережа, — я вот столько наберу всякой разной травы! Выше неба!— Выше неба — врешь, — сказала Лида. — Выше неба никто не наберет.— А вот у меня будет папа, он наберет, — сказал Сережа.— Врешь ты все, — сказала Лида. — Никакого папы у тебя не будет. И он все равно не наберет. Никто не наберет.Сережа, запрокинув голову, посмотрел на небо и задумался: можно набрать травы выше неба или нельзя? Пока он думал, Лида сбегала к себе домой и принесла пестрый шарф, — мать ее носила этот шарф, когда на шее, а когда на голове. С шарфом Лида принялась плясать, размахивая им, вскидывая руки и ноги и распевая что-то себе в помощь. Сережа стоял и смотрел. Лида на минутку перестала плясать и сказала:— Надька врет, что ее в балет отдают.Поплясала еще и сказала:— На балерин учат в Москве и в Ленинграде.И, заметив в Сережиных глазах восхищение, великодушно предложила:— Чего ж ты? Учись давай, ну? Смотри на меня и делай, что я делаю.Он стал делать, но без шарфа не получалось. Она велела ему петь, но и это не помогло. Он попросил:— Дай мне шарфик.Но она сказала:— Ишь какой!И не дала. В это время подъехала машина «газик» и остановилась у Сережиных ворот. Из машины вышла женщина-шофер, а из калитки тетя Паша. Женщина-шофер сказала:— Принимайте, Дмитрий Корнеевич прислал.В машине был чемодан и стопки книг, перевязанные веревками. И еще что-то толстое серое, скатанное в трубку, — оно развернулось, это оказалась шинель. Тетя Паша и шофер стали носить все это в дом. Мама выглянула из окошка и скрылась. Шофер сказала:— Извините — вот и все приданое.Тетя Паша ответила грустным голосом:— Уж пальтишко мог бы купить.— Купит, — пообещала шофер. — Все впереди. И вот передайте письмецо.Она отдала письмо и уехала. Сережа побежал домой, крича:— Мама! Мама! Коростелев нам прислал свою шинель!(Дмитрий Корнеевич Коростелев ходил к ним в гости. Он дарил Сереже игрушки и один раз зимой катал его на саночках. Шинель у него без погон, осталась с войны. Сказать «Дмитрий Корнеевич» трудно, Сережа звал его: Коростелев.)Шинель уже висела на вешалке, а мама читала письмо. Она ответила не сразу, а когда дочитала до самого конца.— Я знаю, Сереженька. Коростелев теперь будет жить с нами. Он будет твой папа.И она стала читать то же самое письмо — наверно, с одного раза не запомнила, что там написано.Под словом «папа» Сереже представлялось что-то чужое, невиданное. А Коростелев — их старый знакомый, тетя Паша и Лукьяныч зовут его Митя, что это маме вдруг вздумалось? Сережа спросил:— А почему?— Слушай, — сказала мама, — ты дашь прочесть письмо или ты не дашь?Так она ему и не ответила. У нее оказалось много разных дел. Она развязала книги и поставила на полку. И каждую книгу обтирала тряпкой. Потом переставила штучки на комоде перед зеркалом. Потом пошла во двор и нарвала цветов и поставила в вазочку. Потом для чего-то ей понадобилось мыть пол, хотя он был чистый. А потом стала печь пирог. Тетя Паша ее учила, как делать тесто. И Сереже дали теста и варенья, и он тоже испек пирог, маленький.Когда пришел Коростелев, Сережа уже забыл о своих недоумениях и сказал ему:— Коростелев! Посмотри, я испек пирог!Коростелев наклонился к нему и несколько раз поцеловал, — Сережа подумал: «Это он потому так долго целуется, что он теперь мой папа».Коростелев распаковал свой чемодан, достал оттуда мамину карточку в рамке, взял гвоздь и молоток и повесил карточку в Сережиной комнате.— Зачем это, — спросила мама, — когда я живая буду всегда с тобой?Коростелев взял ее за руку, они потянулись друг к другу, но оглянулись на Сережу и отпустили руки. Мама вышла. Коростелев сел на стул и сказал задумчиво:— Вот так, брат Сергей. Я, значит, к тебе переехал, не возражаешь?— Ты насовсем переехал? — спросил Сережа.— Да, — сказал Коростелев. — Насовсем.— А ты меня будешь драть ремнем? — спросил Сережа.Коростелев удивился:— Зачем я тебя буду драть ремнем?— Когда я не буду слушаться, — объяснил Сережа.— Нет, — сказал Коростелев. — По-моему, это глупо — драть ремнем, а?— Глупо, — подтвердил Сережа. — И дети плачут.— Мы же с тобой можем договориться, как мужчина с мужчиной, без всякого ремня.— А в которой комнате ты будешь спать? — спросил Сережа.— Видимо, в этой, — ответил Коростелев. — По всей видимости, брат, так. А в воскресенье мы с тобой пойдем — знаешь, куда мы с тобой пойдем? В магазин, где игрушки продают. Выберешь сам, что тебя устраивает. Договорились?— Договорились! — сказал Сережа. — Я хочу велисапед. А воскресенье скоро?— Скоро.— Через сколько?— Завтра будет пятница, потом суббота, а потом воскресенье.— Еще не скоро! — сказал Сережа.Пили чай втроем: Сережа, мама и Коростелев. (Тетя Паша с Лукьянычем куда-то ушли.) Сереже хотелось спать. Серые бабочки толклись вокруг лампы, стукались об нее и падали на скатерть, часто мелькая крылышками, — от этого хотелось спать еще сильней. Вдруг он увидел, что Коростелев куда-то несет его кровать.— Зачем ты взял мою кровать? — спросил Сережа.Мама сказала:— Ты совсем спишь. Пошли мыть ноги.Утром Сережа проснулся и не сразу понял, где он. Почему вместо двух окон три, и не с той стороны, и не те занавески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31