Тут Ийя покосилась на башенку дома, торчащую за высоким дулесовским забором. Руфина теряла самообладание:— В Сергее я тоже любила Алёшу. А не изменяла ему… Ты понимаешь это или не понимаешь?— Нет, я этого не понимаю, Руфина, и не пойму, если ты не скажешь, что такое измена и с чего она начинается. С мыслей ли, добродетельно обращённых к другому человеку… Например, к Мише Дёмину. С поцелуев ли, носящих самый безвинный характер. С обещания ли прекрасному юноше стать его женой и совместного строительства дома для своей будущей семьи… Я не знаю, с чего, по-твоему, начинается измена.У Руфины побелели губы, и она сказала, цедя сквозь зубы:— Ты уже видала виды, Ийя. Тебе лучше знать, что измена одному человеку — это брак с другим человеком. Каким бы ни был этот брак. Хоть вагонным.— В таком случае, Руфина, Алексей женат на мне задолго до его предполагаемого брака с тобой. И не ты на меня, а я на тебя должна быть в обиде… Не так ли?Руфина уже не могла далее сдерживаться. Её теперь не узнала бы и родная мать. Руки её дрожали. Она не помня себя крикнула:— Мне хочется плюнуть в твоё бесстыдное лицо!— Плюнь, если тебе будет легче, а не тяжелей, когда ты придёшь в себя.Руфина отвернулась и заплакала. Ийя подошла к ней и сказала:— Не надо так ронять своё достоинство. На улице ещё очень светло. Идут какие-то люди… Они плохо подумают о тебе… Рассмейся.Мимо проходили соседи. У Руфины хватило ума, и она сказала:— Ты рассмешила меня до слез. Прощай! — И, сверкнув глазами, пошла в сторону завода.Отношения были выяснены. 14 Уличный скандал стал известен Степаниде Лукиничне, хотя о нем ничего и никому не сказала Ийя.Не стала размышлять Степанида Лукинична, как быть и что надо делать. И часа не прошло, как она появилась у Дулесовых.— Каким это ветром? — выбежала к ней навстречу Анна Васильевна.— Худым, Анна, ветром, — ответила Степанида Лукинична и без «здравствуй» начала: — Анна, попридержи язык своей дочери. Жалеючи говорю. Ийя Сергеевна теперь моя внучка, а я за внуков умею стоять.— Да о чем ты, Степанида Лукинична? Что такое сделала моя Руфочка?— У неё спроси, если в самом деле не знаешь. Спроси, а потом скажи, что если она хоть одно худое слово молвит про Ийю Сергеевну, если хоть один раз вздумает заговорить с ней, тогда начну разговаривать я. А я старуха запасливая, памятливая. И если надо будет, у меня найдутся клейкие и несмываемые слова. И коли уж они скажутся, то, пожалуй, Руфине Андреевне трудно будет жить не только на нашей улице, но и в нашем городе.Постояв у порога, поразмыслив о чем-то, Степанида Лукинична хотела было уйти, но задержалась.— У сынка Ийи Сергеевны будет наша фамилия. А ежели она будет наша, значит, и он наш. Вот это-то самое и внуши Руфине Андреевне. Да хорошо внуши! На этом, стало быть, и желаю здравствовать.А тем временем наступление продолжалось… Руфина добилась встречи с Алексеем. Он пришёл к дяде Николаше. К Николаю Олимпиевичу. А дяди не оказалось дома. Её встретил Алексей.— Ты-то зачем здесь? — спросил он.А она:— Не буду ничего придумывать. Я упросила Николая Олимпиевича позвать тебя. Другого места нет. К нам ты бы не пришёл. И к тебе я не могу прийти.— Ну почему же…— Не надо об этом… Зачем говорить о мелочах, когда не сказано главное.— Главного уже нет, Руфина.— Нет, есть, Алёша. Сядь. Сядь хоть на минуту. Я ни о чем не буду просить тебя. Я только хочу сказать тебе. Предупредить тебя.Руфина провела Векшегонова в комнату и усадила. Это произошло так быстро, что тот не успел даже снять шапку.— Алёша! Я очень много думала. Не о себе, а о тебе… Ты не бойся… Я ни о чем не буду просить тебя. Я только хочу сказать, что ребёнок, которого она боится показать тебе, сломает все, что ты напридумал, во что поверил…— Руфина! Я прошу тебя… Ты не имеешь права…Он не договорил. Руфина перебила его:— При чем тут право? Кроме права есть правда. И я обязана её сказать. И ты выслушаешь её. Я умоляю тебя…Руфина опустилась на колени и заплакала. Алексей растерялся:— Что тебе нужно от меня, Руфина?— Ничего. Я только хочу, чтобы ты выслушал меня. Сядь.Он сел. Руфина села поодаль.— Только не перебивай меня. Потерпи пять минут. Потом мы расстанемся.— Говори…— Алёша, Ийя удивительная женщина. Я готова молиться на неё. Я поражена её волей. Её умением держать себя. Такую, как Ийя, нельзя не полюбить. Но случилось непоправимое.— Что?— Между вами стал третий человек.— Я не знаю его и не хочу знать, — раздражённо сказал Алексей. — И если ты хотя бы товарищ, то не говори об этом неизвестном человеке. Я не хочу о нем знать. Ты слышишь, Руфина, я не хочу…— Я могу замолчать. Но замолчит ли он, этот неизвестный третий человек? Он всегда, всю жизнь будет стоять между вами. Он будет сидеть с тобой за столом. Жить в одном доме. И днём и ночью. Он никогда не оставит тебя… Не выдумываю же я небылицы. Это сама правда. Жизнь. И как бы ты ни был счастлив сейчас, ты навсегда останешься несчастным вторым… Несчастным вторым.— Почему же вторым?— Потому что он отец её сына, а ты отчим.— А ты змея.— Наверно. Но и змеиный яд бывает лекарством.— Лечи им Серёжу.Алексей попытался уйти. Но Руфина загородила дорогу. Она стала в дверях.— Я не могу желать тебе зла. Хотя бы потому, что люблю. И любовь велит мне предостеречь тебя. Алёша, пусть она приведёт своего сына, и ты увидишь, кто придёт вместе с ним.Руфина освободила дверь.Алексей мог уйти, но не уходил. По всему было видно, что слова Руфины сеют в нем сомнения, а может быть, и боязнь. Его лицо никогда ничего не могло скрыть.— Ты недобрый человек, Руфина.— Как хочешь, так и думай обо мне, Алёша. И мне тоже позволь думать, как я могу. Тебе будет трудно, а потом невозможно жить с её прошлым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54