Он будет приносить в своём клювике письма». И письма приходили. Но потом переписка прервалась. Призрачный образ далёкого «тихоокеанского офицера» затмил Алексей Векшегонов. До переписки ли было ей! Руфина, как мы помним, освещённая лучами славы, даже не ответила на признание Виктора Гладышева.А теперь он появился на перепутье её дорог. Узнав Виктора, она хотела удалиться, но, споткнувшись о кромку ковра, задела плечом старую этажерку с книгами. Этажерка скрипнула. Виктор проснулся, вскочил как по тревоге и молниеносно надел китель.— Руфа! Не сплю ли я! Как любезен отец! Он позвонил тебе. Как любезна ты… Спасибо тебе. Мне так хотелось увидеть тебя. Я так много думал о тебе.Он кинулся к Руфине и, не раздумывая, перецеловал ей руки. Ошеломлённая Руфина не сразу пришла в себя:— Виктор, как хорошо, что мы встретились… Как это хорошо. Бывает же так…Руфина заплакала.Слишком давно копились у неё слезы. Слишком много ей пришлось пережить, передумать. Виктор ни о чем не расспрашивал её. Аделаида Казимировна в первый же час приезда Виктора пересказала ему повесть Старозаводской улицы. А его отец, как бы резюмируя сказанное Аделаидой, коротко посоветовал сыну: «Не зевай и не тяни». 29 Поздним вечером Николай Олимпиевич, подойдя к дому, увидел двери гаража открытыми. Догадку Гладышева с превеликим удовольствием распространенно подтвердила Аделаида Казимировна:— Нынче девицы недолго раздумывают. Она уехала с ним кататься. Ночью.— И в добрый час, Аделаида Казимировна, — воскликнул Гладышев и повторил: — В добрый час.Дальнейшее Николай Олимпиевич и не думал выяснять.Руфина и Виктор ехали по большаку. Сосны как розовые свечи. Темно-зелёная тишина, посеребрённая светом луны. Молчит мир. Только о чем-то перебраниваются в лесу маленькие совки.После молчания Виктор, отвечая на рассказанное Руфиной и слышанное до этого от Аделаиды Казимировны, сказал коротко:— Это бывает, Руфина. У меня тоже кое-что было и прошло. Не надо вспоминать. Посмотри, Руфочка, какая чудесная вырубка.Виктор притормозил машину и остановился на обочине.— Как здесь хорошо! Мы да звезды!— Хочешь, Руфа, посидим на пнях? — предложил Виктор.— Хочу.И они вышли.Зябкая прохлада апрельской ночи. Далёкий дым проходящего поезда. Сладкие запахи смолы и земли.Виктор выбрал пень и предложил Руфине другой. Но на нем, ещё борющемся за жизнь, проступила смола. Янтарная, сверкающая при свете луны.— Ты что? — спросил Виктор. — Ищешь пень, который получше?— Да нет. Ищу, который поближе.— Тогда садись на мой, рядом.— Тесно.— Тогда на колени.— Удержишь ли? Я ведь не из лёгких, — сказала она, ничуть не жеманясь.Удивительно, как легко и просто ей с этим человеком! Она его не видела столько лет, а в их отношениях ничего не изменилось. Он вызывает какое-то огромное чувство доверия. В его глазах ни одной хитрой искорки. В его голосе только то звучание, которое соответствует сказанным им словам.Руфина села на колени к Виктору. Ища наиболее удобного положения, она обняла его шею правой рукой.— Теперь уселась?— Да.— Ну вот и хорошо. Будем смотреть на небо. А вдруг да пролетит над нами спутник… Сегодня день неожиданностей. Пусть будет такой же и ночь…— Виктор, мне так стыдно, что я не ответила тебе тогда на твоё письмо. Тогда так много приходило таких писем. Если хочешь, я покажу их тебе.— Обязательно, Руфа. Обязательно найдём и моё глупое письмо и перечитаем.— Тебе хочется взять его обратно, Виктор?Тут её голос немножечко упал, и она оказалась в объятиях Виктора.— Нет, я ничего никогда не беру обратно и не отдаю своего. Никому. Я в этом смысле собственник.— И я…— Ну вот видишь, какая мы мелкобуржуазная стихия. Тебе не кажется, Руфина, что ты меня обняла первой?..— Мне теперь ничего не кажется, Виктор. Но только странно, что все так неожиданно и быстро. 30 Ещё не было пяти утра, когда двухцветная «Волга» подкатила к дому Дулесовых.— Мама, — сообщила, входя, Руфа, — я вышла замуж. Вот мой муж.Как никогда, Анне Васильевне было трудно скрыть волнение. И она сказала:— Я так и поняла, когда узнала от Аделаиды, что вы уехали.Отец Руфины спросонья никак не мог натянуть на себя рубашку. Наконец, кое-как одевшись, он выбежал и крикнул:— А я как, Анна, женился на тебе? Не при луне ли? Здравствуй, зять!Старозаводская улица просыпалась рано, и спешащие кто на рынок, кто на пруд, чтобы захватить утренний клёв леща, проходя мимо дулесовского дома, удивлялись, глядя на машину: почему в такую рань к ним пожаловал Николай Олимпиевич?Старик Векшегонов направлялся в лес. Он не обратил бы внимания на «Волгу» и прошёл мимо дулесовских окон, но его окликнула Анна Васильевна:— Иван Ермолаевич! Дорогой… Зашёл бы. У нас обручение в доме.И он зашёл к Дулесовым.— Витька!— Дедушка Иван!— Когда успели?..— Моряки — народ быстрый!Объятия. Чарка водки.Отцу Виктор сообщил по телефону кратко:— Папа! Поздравь меня и извини, что я так долго задержал твою машину. Если есть время поздравить лично, то я в доме моей жены Руфины Андреевны… пока ещё Дулесовой.Прибежала и Любовь Степановна Векшегонова:— Вот и нашлись жильцы для домика с башенкой.Не прошло и недели, как Дулесовы и Векшегоновы договорились о взаимных расчётах. Не ах какие деньги. Дружба дороже. На одной улице жить. К тому же родня. Гладышевы как-никак по женской линии Векшегоновы.Серёжа наотрез отказался получать вознаграждение за труд, который он вложил в этот домик. Деньги выглядели обидной платой. Зато подарок, от души купленный счастливым Виктором Николаевичем, очень обрадовал Серёжу. Виктор приехал на новеньком мотоцикле и сказал:— Сергей! Уж мы-то с тобой никаким боком недругами не можем быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54