Не хитрит, но, может быть, обманывает себя? Ищет оправдания, занимается самовнушением? Такое ведь тоже бывает! Даже явно виновные люди всегда хотят оправдаться перед своей совестью и найти смягчающие вину обстоятельства.
Но это пока размышления. Первые впечатления могут быть обманчивы, и пока еще рано делать какие-то заключения. Поэтому Аркадий Михайлович решил копнуть поглубже и познакомиться покороче со всеми, кто населяет дом Василия. Этого требовала не простая любознательность. Во-первых, для Баранова была не безразлична судьба Василия, а во-вторых, Аркадию Михайловичу хотелось воспользоваться случаем и получше узнать людей, подобных Серафиме Григорьевне, узнать, как и чем живут такие люди.
XIII
Аркадий Михайлович принадлежал к людям, которые едят крайне мало. Но на этот раз он уплетал за обе щеки. Ему страшно хотелось как можно лучше понять те стороны души Серафимы Григорьевны, которые, как ему казалось, она искусно прятала от постороннего глаза.
Он уже был сыт сверх меры. Но, покончив с одним стаканом сметаны, принялся за второй. Положив три ложки сахарного песку, он добавил четвертую и потом пятую. Очистил два яйца, сваренных вкрутую, придвинул к себе тарелку с парниковыми огурцами.
Ожеганова силилась улыбнуться и не могла. Как ни старалась она сказать что-либо ласковое и гостеприимное - не получалось. От проницательных глаз Аркадия Михайловича не ускользнуло ни одно выражение ее лица, он чувствовал, как Серафима Григорьевна смотрит ему в рот и мучительно переживает каждый его глоток, каждую съеденную им ложку сметаны. Баранов, уже не в силах больше есть во имя исследования скаредной души Ожегановой, поблагодарил. Она повеселела, сверкнула, мигнула левым глазом, как вчера, когда Баранов похвалил ее хозяйство.
Поблагодарив хозяйку еще раз и выразив изумление ее необыкновенной способности вести хозяйство, он вдруг сказал:
- Был у меня один знакомый. Из хозяйственных мужиков. Дока. Так этот деловой человек считал, что правильнее всего превращать деньги в недвижимое или в такие вещи, которые никогда не упадут в цене.
Баранову хотелось знать, заинтересует эта тема Ожеганову или нет, продолжит она разговор или не обратит на него внимания. Серафима Григорьевна оживилась:
- А почему правильно?
- Деньги, как и цены, вещь переменная. А куст смородины - всегда куст. Или взять козу. Это вам не сберегательная касса, где больше трех процентов не платят.
- Да кто его знает... - сказала, раздумывая, Серафима Григорьевна. Коза может сдохнуть, смородина - засохнуть, вот тебе и... - Тут она остановилась, желая скрыть свою заинтересованность, и, вздохнув, пожалела: - Нам-то что до процентов, когда их не с чего получать!
Из ее ответа Аркадий Михайлович понял, что, во-первых, у Ожегановой есть деньги, а во-вторых, вот эти деньги она в сберегательной кассе не хранит. Проверяя свой домысел, он как бы между прочим заметил:
- Но если они случаются, их, наверно, лучше всего хранить на сберкнижке. Никаких хлопот, и обеспечена тайна вклада...
- Обеспечена? - Серафима Григорьевна лукаво хихикнула. - Девчонки же там сидят! Девчонки! Одна другой по секрету, другая - третьей... Вот вам и тайна!
Поддержав таким образом разговор, она снова спохватилась. Как ни хитра и ни осторожна Серафима Григорьевна, она не была умна и, скажем прямо, в чем-то даже глуповата.
- Впрочем, зачем об этом думать? - снова заговорил Баранов. - Нам тайну вклада хранить незачем. Все на виду. Да и нужно ли таиться, особенно теперь, когда ожидается обмен денег? - Интересно, как отзовется на это Ожеганова.
- Вот именно, - подхватила Серафима Григорьевна. - Тут уж таи не таи, менять придется... Только не возьму в толк, сколько ни думаю: зачем понадобился такой обмен?.. Разве эти деньги плохи!
- Государству виднее, Серафима Григорьевна, - зевая, уклончиво ответил Баранов, ожидая нового вопроса.
И этот вопрос последовал.
Именно его он и ждал:
- А как их менять будут, Аркадий Михайлович?
- Как написано. Рубль за десятку. Десятку за сотню. И соответственно все в десять раз дешевле. Разницы никакой. Ни прибыли, ни убытка.
Но не этого ответа ждала Ожеганова. И Баранов отлично понимал, что ее интересует порядок обмена. Серафима Григорьевна долго искала слова, а потом спросила:
- А какой он будет, обмен? В кассах или приходить куда будут люди?
- Наверное, в кассах. У кого на книжке тысяча - перепишут на сто рублей. И все.
- А у кого не на книжке, а в кубышке, тому как? - с шутливой игривостью спросила Ожеганова.
Аркадий Михайлович сделал вид, что не расслышал, но Серафима Григорьевна повторила вопрос в новом, затемненном виде:
- Старуха ко мне ходит. Помогает кое в чем. На смерть копит. Дома деньги держит. Не посоветовать ли ей их на книжку переложить?
- Право, не знаю, Серафима Григорьевна, - ответил Баранов и в упор посмотрел своими смеющимися глазами в бегающие глазки Серафимы Григорьевны.
Он посмотрел так, будто заглянул в ее нутро и увидел там спрятанное ото всех. Ожеганова не выдержала его взгляда.
Баранов теперь знал твердо, что у нее есть тайные и немалые сбережения. Он с укоризной глядел в ее глаза и сдерживал себя, чтобы не бухнуть:
"Как вам не стыдно! Муж вашей дочери теряет голову, не знает, где найти средства, чтобы привести в порядок дом. А вы утаиваете деньги, копите их, оставаясь равнодушной к горю человека, которому вы обязаны всем, в том числе и возможностью красть..."
Но так сказать он не мог. Это было бы слишком. Это могло бы внести разлад в семью. Да и, кроме того, убежденность - еще не доказательство. И Баранов посоветовал:
- Было бы неплохо, если бы ваша знакомая старуха, которая копит деньги на смерть, дала бы их взаймы Василию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60