Покойный Корней Бажутин чуть ли не с пятого года в партии состоял, а Евграф даже член бюро, а свою свинью держит, и никто даже не думает на вид ставить или намекать на какие-то там разные кержацкие, кулацкие замашки.
Жизнь - это жизнь. И если ты живой человек, то как ты можешь обойтись без бани! Ванна, душ - это ж купание, а баня - мытье, все тело с богом разговаривает, и все хвори выпариваются.
Не Серафима же Григорьевна придумала баню. Уж на что царей взять всякие брызгальные фонтаны могли завести, а мылись в бане. И уж если такой дом срублен, то смешно поодаль от него баньку не поставить. Хоть бы два метра на три. Самую крохотную. Без предбанника.
И опять здравый смысл на тещиной стороне. Только два на три метра это не баня, а собачья конура. Три на четыре - это еще можно терпеть. И постирать есть где. И все такое. Зимой тоже лыжи с палками надо куда-то поставить. Не в дом же тащить.
Себе Серафима Григорьевна, как ее ни упрашивали, взяла комнатку самую маленькую. "Мне не телиться", - заявила она Василию Петровичу, и тот высоко оценил скромность новой тещи, все более и более доверяясь ей и советуясь с ней о каждом своем шаге. А Серафима Григорьевна, всячески ублажая своего зятя, затмевала его первую тещу Марию Сергеевну. Хоть и знала Серафима Григорьевна, что Мария Сергеевна не будет жить в новой семье Василия, а предусмотрела место и для нее.
Если захочет она пожить с внучками Ванечкой и Лидочкой на даче милости просим, хлеб да соль.
Тягостными были дни строительства дома, да хороши награды за труды.
Каждая скобочка улыбается Василию Петровичу, каждый сучок стенного бревна подмигивает. А дом покрякивает, осаживается. Всякое бревно в своем пазу паклю уплотняет, тепло бережет.
Стены рублены хотя и по-старому, а все в доме по-новому, на уровне новейшей санитарной техники. Даже вместо выгребной ямы специальный резервуар с дозатором и рассасыванием смывных вод по дренам в верхних почвенных слоях. Дважды разумно: и за выгреб платить не надо, а растения получают добавочную подкормку.
Жить да радоваться. Любоваться молодым садом. Наслаждаться, глядючи в изумрудные глаза своей женушки. Гладить нежный пепел ее волос. А на работе побольше отдавать внимания своей мартеновской печи. Годы строительства дома поубавили его сталеварскую славу...
Маловато занимался он и сыном Иваном. А ведь он продолжатель отцовского дела. Будущий сталевар. В заводе на хорошем слуху. Пусть не делегатом, а всего лишь гостем, но все же он был в Большом Кремлевском дворце на Всесоюзном слете трудовой юности. На слете передовиков, соревнующихся за звание ударников и бригад коммунистического труда. Передовой, значит, парень. Вот только дома тише воды, ниже травы. По всему видно - что-то в доме ему не по душе. Но молчит. В чем дело? Надо как-нибудь поговорить с сыном начистоту и о семейных и о заводских делах...
Впрочем, о заводских делах Иван не молчал. Недавно прямо сказал отцу:
- Пап! Нам новую печь отдают. В полное наше распоряжение. А распоряжаться некому. Тебя комсомольцы хотят. И в дирекции тебя, пап, называют. "Пора, говорят, уж..."
- Что пора-то? - насторожился тогда Василий Петрович.
- "Пора, говорят, заводу внимание уделять..."
Это прозвучало как упрек. Как справедливый упрек. Конечно, давно пора кончать с домоустроительством. Надо бы постоять у печи с сыном и с его дружком Мишей Копейкиным. И вообще заняться молодежью в цехе, как он это делал всегда. Да нет времени. То весенние работы в саду, то подготовка к зиме. Дрова, уголь и все такое... Добудь, доставь, сложи. Пустое дело свинарник утеплять, а месяца нет. Вот и теперь: осталось только опрыснуть кусты и деревья, а тут - бац! - губка! Грибок! И снова все к чертовой этой самой... в тартарары!..
- Ангелина! За что же это все, моя милая? - жалуется ей Василий. Неужели, понимаешь, опять в колья-мялья и снова за пилу, за топор? Шутка ли - вырубить полы, подвести новые венцы... В месяц не уложишься... А деньги? Долги еще не выплачены. Крыша покраски требует. Электрическую линию нужно менять. А это все немалый расход, особенно если поручить работу пройдохе Кузьке Ключу. Глаза бы его не видели, а как обойтись без него? Для этого Ключа ничего нет запретного. Все откроет, все найдет и рабочую силу добудет на полном законном основании.
Ангелина молчит и слушает мужа. Потому что ей нечего ответить ему и нечем помочь. Да и какие бы слова ни сказала она, все равно полы и венцы нужно менять, крышу красить, тянуть вместо временных новые провода. И от этого никуда не уйдешь, так же как не обойдешься без Кузьки Ключа.
Лина молча хлопает ресницами, разглядывает свои обветренные и погрубевшие на работе руки и потом советует:
- Может, садовый домик продать? Или "Москвича"? Все равно старенький.
Эти мысли приходили в голову и Василию Петровичу. Но как можно расстаться с "Москвичом" и ежедневно ходить два километра до трамвайной остановки, а потом минут сорок стоять в переполненном вагоне? Это же потеря добрых двух часов в день. А на "Москвиче" сел - и через двадцать минут на заводе. Час сорок минут - разница. А за этот час и сорок минут многое можно сделать в своем хозяйстве.
Нельзя было продать и садовый домик. Как можно было оторвать Прохора Кузьмича Копейкина от любимых садовых занятий? К тому же у Копейкина без малого шесть лет прожил в сиротские годы Василий, а теперь сам же упросил Прохора Кузьмича поселиться в этом домике.
На этой странице нужно бы подробнее рассказать о старике и старухе Копейкиных, об их появлении в садовом домике, об их внуке Мише и другой родне. Но теперь пока не до них. Вернемся к невеселым раздумьям Василия Петровича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60