Я его выдрессирую, как сокола, чтобы он летал где хотел, но если я свистну, сразу возвращался.
— Да? Боюсь, тебе придётся громко свистеть, — сказал Брюс. Он взъерошил мне волосы. — Я скажу твоему папе при встрече, что ты славная девочка.
— А он что, спрашивал, какая я?
Мне почудился какой-то блеск в его глазах за очками.
— Да, спрашивал. А ещё он просил описать ему поподробнее, как ты сейчас выглядишь.
— Ой! — Я пригладила волосы и подвернула грязные рукава кофты. — Я выгляжу как чучело.
— Вовсе нет. Я ему скажу, что ты маленькая, но очень хорошенькая.
Я вытаращилась на Брюса.
— Вам, наверное, пора поменять очки! — сказала я.
Брюс улыбнулся мне. Зубы у него были неважные, а улыбка сильно их обнажала. Он знал это и прикрывал рот рукой.
— Я рада, что вы друзья с моим папой, — сказала я.
На этот раз он не стал говорить, что никакие они не друзья. Он кивнул мне и слегка потрепал по плечу.
Мама пыталась собрать наконец своих дочек. Мартина снова прилипла к телефону, Джуд рассматривала на витрине видеокассеты с единоборствами, Рошель листала журналы.
— Рошель, положи журнал обратно. Я его все равно покупать не буду. Мне плевать, чьи там фотографии. Я выложила достаточно денег за обед. Нам ещё нужно будет привести в порядок целый дом.
— То есть как это привести в порядок? — спросила Джуд.
— Ну, мне сказали, что там, может быть, нужно будет кое-где покрасить, кое-что подправить. По мелочи. Мы устроим такой весёлый малярный аврал, приложим руки все вместе.
При этом она пристально смотрела на руки Брюса. Он сжал их в кулаки.
— Это ведь муниципальный дом? Они обязаны прислать вам маляра, — сказал он.
— Ах, боже ты мой! Конечно, если лет десять подождать на очереди… Но у меня, дружок, вот-вот будет ребёнок, и моему малышу нужна чудесная, новенькая голубая детская. И все мои дочки хотят красивые яркие спаленки, правда, милые мои?
— Меня можешь не считать, мама. Ты же знаешь, как только ребёнок родится, я уезжаю, — напомнила Мартина.
— Ты как заезженная пластинка. Я все усвоила, — сказала мама. — Но подожди, Мартина, вот увидишь, какой у нас теперь дом, и тебе захочется остаться. Он будет просто чудо! Я его так и вижу перед собой. Этот квартал «Планеты» практически за городом. Мы купим коляску с большими рессорными колёсами и будем вывозить малыша на длительные прогулки, чтобы щёчки у него были всегда розовые…
— Но там есть и сад, правда, мама? — сказала я.
— Сад у нас будет чудесный! Мы там посадим розы. И ещё это ползучее растение, которое так хорошо пахнет, как его? Жимолость! Мы высадим ковёр из жимолости у входной двери. И может быть, можно устроить небольшой огороженный прудик, знаете, такой, под Чарли Диммока. Хотя это, пожалуй, опасно, когда малыш начнёт ходить.
Трясясь в машине, мы целую вечность рассуждали о домах и садах. Ничего похожего на загородную местность за окном не появлялось. Мы долго стояли в пробках на каких-то мрачных шоссе, а потом свернули в промозглый серый городишко с уродливыми прямоугольниками домов, ободранными афишами и исписанными стенами. На горизонте вырисовывались шесть огромных многоэтажных бетонных блоков.
— Боже, какая дыра! — пробормотала мама.
Брюс посмотрел на неё. Мне не понравилось выражение его лица.
Мы ехали вдоль стандартных домов и угловых магазинчиков с железными решётками на окнах. На тротуарах всюду валялись чёрные пакеты с мусором; из многих мусор просыпался. Я откинулась назад, чтобы взглянуть на шесть многоэтажных блоков. Я заранее знала их названия: «Меркурий», «Марс», «Венера», «Нептун», «Юпитер» и «Сатурн».
Джуд тоже сидела тихо-тихо, вытянув шею, в её глазах был ужас. Мартина оторвалась от эсэмэски Тони и тоже смотрела в окно, машинально барабаня пальцами по воздуху. Пение Рошель оборвалось, хотя рот у неё был все ещё открыт. Мы молчали как заворожённые, надеясь, что ошибаемся.
Мама продолжала щебетать, обращаясь к нам, к Брюсу и даже к младенцу.
— Кто тут мой чудесный малыш? Ну, перестань пинаться, послушай мамочку. Кто будет расти в уютном новом домике с собственным прекрасным садом, в собственной голубой комнатке? Ты сможешь бегать где захочешь, малыш, играть в футбол, сколько пожелаешь. У тебя будет счастливая-счастливая жизнь, всегда-всегда, мой Бриллиантовый мальчик.
Брюс свернул на убогую улочку из покосившихся домов, половина из которых стояли заколоченные. Сады заросли ежевикой.
Мы все увидели табличку с названием улицы. Улица Меркурий.
5
На входной двери и стенах дома № 30 по улице Меркурий были намалёваны из баллончика нехорошие слова. В верхнем этаже два разбитых окна заставлены картоном. Вода из протекавшей водопроводной трубы промочила серую штукатурку внизу стены. Палисадник был завален картонными коробками из «Макдоналдса», упаковками от курицы-гриль и банками из-под пива. Ни цветов, ни газона в нем не было, только одуванчики по колено.
Брюс выключил зажигание. Мы сидели в машине не шевелясь. Все молчали. Наконец мама мотнула головой.
— Не может быть! Это не тот дом, — сказала она, открывая дверцу и выбираясь из машины. Она смотрела на дом и качала головой. — Это не наш дом, — приговаривала она, обхватив руками живот, как бы защищая младенца.
— Это он, мама. Номер тридцать. И Меркурий — там была табличка, — сказала Джуд, выскакивая из машины и подходя к матери.
Она беспокойно оглядывалась. Вокруг вроде бы никого не было, но место такое, что лучше держать ухо востро.
Я потихоньку встала позади них и взяла Джуд за руку. Она не стала меня отталкивать.
— Я не выйду из машины. Больно уж тут жутко, — сказала Рошель.
— Мама, у меня в голове не умещается!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59