Но у него ничего не было, только овсянка, так что они его побили. И решили переночевать там. Так вот, в эту самую минуту начальник полиции Катервиля, сержант Герберт, решил прогуляться по главной улице. Он почувствовал, что происходит что-то не то, и решил проверить…
— Гарриет! Не сиди в пыли, — послышался резкий голос из окна третьего этажа.
Гарриет посмотрела вверх. На лице ее промелькнула тревога.
— Ой, Оле-Голли, я вовсе не сижу в пыли.
Лицо няни, показавшееся в окне, никто бы не назвал красивым, но как бы оно ни хмурилось, через все его острые углы и складки проступала доброта.
— Гарриет Велш, а ну, поднимись с колен.
Гарриет немедленно встала на ноги.
— Послушай, нам тогда придется играть в Город стоя, — жалобно произнесла она.
— Ну, и отлично, — донесся резкий голос, и голова исчезла.
Спорти тоже встал с колен.
— Почему бы нам тогда не сыграть в футбол?
— Смотри, если я сяду вот так, я не буду в пыли, — она примостилась на корточках рядом с Городом. — Ну вот, он почувствовал, что происходит что-то не то…
— Как он почувствовал? Он же ничего не видел, это же совсем в другом месте.
— Ну, просто почувствовал. Он хороший начальник полиции.
— Ну-ну, — с сомнением пробормотал Спорти.
— Поскольку он единственный полицейский в городе, он пошел с обходом и всех, кого встретил, позвал на помощь, говоря: «Что-то подозрительное происходит в городе. Я это нутром чую». И все пошли за ним и оседлали коней…
— Коней? — закричал мальчик.
— Ну, влезли в большую машину и поехали по городу, пока…
— Гарриет, — хлопнула задняя дверь дома, и Оле-Голли решительно направилась к детям. Большие черные ботинки резко постукивали по брусчатке двора.
— Эй, куда это ты? — спросила Гарриет, вскакивая. Оле-Голли была одета как для улицы. У Оле-Голли всегда была одна одежда для дома и другая для улицы, хотя нельзя было догадаться, что на ней надето — юбка, свитер или жакет. Сейчас это было нечто вроде старого одеяла, бесконечный кусок материи, в который она завернулась, как в кокон. Она называла свое одеяние просто — ВЕЩИ.
— Я собираюсь кое-куда тебя отвести. Надо тебе повидать свет. Тебе уже одиннадцать, пора на что-нибудь посмотреть, — она встала рядом с детьми, такая высокая, что взглянув на нее, они увидели за ее спиной голубое небо.
Гарриет кольнуло чувство вины. Она уже повидала куда больше, чем Оле-Голли догадывалась. Но она ничего не сказала, только «Ага!», и от восторга пару раз подпрыгнула.
— Возьми куртку. И поторапливайся. Мы прямо сейчас уходим, — Оле-Голли все делала прямо сейчас. — Пойдешь с нами, Спорти, тебе тоже не повредит взглянуть на мир.
— Я должен быть домой к семи, чтобы ужин приготовить, — вскочил на ноги Спорти.
— Мы вернемся задолго до того. Мы с Гарриет ужинаем в шесть. А вы почему едите так поздно?
— Он сначала пьет коктейль. А я ем оливки и орешки.
— Хорошо. Ну, давайте, надевайте куртки.
Дети ринулись в дом, с шумом хлопнув дверьми.
— Это что за грохот? — прошипела кухарка, едва успев повернуться, чтобы заметить, как они стрелой пролетели по кухне и понеслись наверх. Комната Гарриет была на самом верху, так что им пришлось пробежать три пролета лестницы. Они совсем запыхались, пока добрались туда.
— А куда мы идем? — прокричал Спорти вслед бегущей девочке.
— Не имею понятия, — врываясь в комнату, пропыхтела в ответ Гарриет, — но у Оле-Голли всегда в запасе что-нибудь интересненькое.
Спорти схватил куртку и уже рванулся вниз, но тут Гарриет спохватилась:
— Подожди, я не могу найти блокнот.
— А на что он тебе? — закричал Спорти с полдороги.
— Я без него никуда не хожу, — раздался полузадушенный голос.
— Да пошли уже, Гарриет.
Тут из комнаты послышался звук, будто упало что-то тяжелое.
— Гарриет? Ты что, свалилась?
Еле слышный голос с облегчением произнес:
— Я его нашла. Завалился за кровать, — тут девочка появилась, крепко держа зеленый блокнот.
— У тебя их, наверно, сотни, — сказал Спорти, пока они бежали вниз.
— Нет, только четырнадцать. Это номер четырнадцатый. Откуда у меня возьмутся сотни? Я начала работать, когда мне исполнилось восемь, а сейчас только одиннадцать. У меня бы даже не было так много, если бы поначалу я столько всего не писала, так что один мой ежедневный маршрут занял целый блокнот.
— Ты каждый день следишь за одними и теми же людьми?
— Ага. В этом году у меня там семья Дей Санти, Малыш Джо Карри, семья Робинсонов, Гаррисон Витерс и еще один новый человек, миссис Пламбер. С миссис Пламбер труднее всего, поскольку приходится подглядывать через щелку в подъемнике для посуды.
— Можно мне как-нибудь пойти с тобой?
— Да нет, дурачок. Шпионы не ходят с друзьями. Если нас будет двое, нас смогут застукать. Почему бы тебе не завести свой собственный маршрут?
— Иногда я гляжу в окно и наблюдаю, что происходит в окне напротив.
— И что там происходит?
— Да ничего. Мужчина возвращается домой и опускает занавески.
— Не слишком интересно.
— Да уж, не слишком.
Оле-Голли ждала их у двери, постукивая каблуком по брусчатке. Они отправились по Восемьдесят Шестой улице, сели в автобус, затем вошли в метро. Они уселись в вагоне рядком, Оле-Голли, Гарриет, а за ней Спорти. Оле-Голли смотрела прямо перед собой, Гарриет с бешеной скоростью записывала что-то в блокнот.
— Что ты там пишешь? — спросил Спорти.
— Описываю людей, которые сидят напротив.
— А зачем?
— Ну, Спорти, — Гарриет просто из себя вышла, — пойми, я их увидела и хочу запомнить. — Она снова уставилась в блокнот и продолжала писать:
ЧЕЛОВЕК В БЕЛЫХ НОСКАХ, НОГИ ТОЛСТЫЕ. ЖЕНЩИНА С КОСЫМ ГЛАЗОМ И ДЛИННЫМ НОСОМ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58