— Не знаю, — задумчиво ответила няня, продолжая глядеть в книгу. — Год за годом задаю себе этот вопрос.
— Что ты читаешь?
— Достоевского.
— А это что? — нарочито противным тоном спросила Гарриет.
— А ну, послушай, — на лице няни появилось знакомое выражение, обещавшее цитату. — «Любите всё создание Божие, и целое, и каждую песчинку, каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах. Постигнешь однажды и уже неустанно начнешь ее познавать все далее и более, на всяк день. И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью».
— А что это значит, — после минутного молчания задала вопрос Гарриет. — Как ты думаешь, что это значит?
— Ну, если ты любишь все, тогда… тогда — наверно, ты тогда знаешь все, тогда… это как… ну, ты любишь все еще больше. Я не знаю. Ну, это такое вот… — Оле-Голли с нежностью посмотрела на девочку, если только представить себе, что лицо, словно вырезанное из дуба, может выражать нежность.
— Хочу знать все, все на свете, — вдруг завопила Гарриет, откидываясь на спину и раскачиваясь на пружинном матрасе. — Все на свете, все на свете, все на свете. Хочу быть шпионкой и все знать.
— Что проку знать все на свете, если ты не знаешь, что с этим делать. А ну, убирайся с моей кровати. Пора спать, мисс Гарриет, шпионка, — с этими словами Оле-Голли встала и потянула Гарриет за ухо.
— Ой-ой-ой, — вопила Гарриет, пока ее таким образом выдворяли из комнаты, хотя на самом деле ей нисколечко не было больно.
— А ну, марш в постель.
— А мама с папой скоро придут? Успеют меня перед сном поцеловать?
— Нет, они пошли в гости, — ответила Оле-Голли, укладывая девочку в постель. — Ты их увидишь утром за завтраком. А теперь спать, чтоб в одно мгновение…
— Ха-ха-ха, — расхохоталась Гарриет, — мгновенный сон.
— Еще одно слово… Ты же завтра в школу идешь, — Оле-Голли наклонилась и крепко щелкнула Гарриет по лбу. Она никогда не целовала девочку, что Гарриет вполне устраивало, потому что она ненавидела все эти поцелуи. Няня выключила свет. Гарриет было слышно, как она вернулась в комнату, взяла книгу и снова уселась в кресло-качалку. Тогда девочка приступила к тому, что всегда делала, когда предполагалось, что она спит, — достала карманный фонарик, книгу и уютно устроилась читать под одеялом, пока Оле-Голли, тоже как всегда, не пришла и не забрала фонарик.
Наутро миссис Велш спросила:
— Хочешь попробовать бутерброд с ветчиной? Или с сырным салатом? С ореховой пастой? — Мама глядела на Гарриет вопросительно, а стоящая рядом кухарка с большим неудовольствием.
— С помидором, — не отрываясь от книги, которую читала за завтраком, ответила девочка.
— Перестань читать за столом, — Гарриет положила книгу. — Послушай, Гарриет, ты носишь бутерброды с помидором в школу каждый день, вот уже пять лет. Тебе не надоело?
— Нисколечко.
— Как насчет сыра с оливками?
Гарриет подняла голову. Кухарка в отчаянье всплеснула руками:
— С колбасой? С холодным мясом? С огурцом?
— С помидором.
Миссис Велш пожала плечами и безнадежно глянула на кухарку.
— Ну, прямо как пьяница — все одно, — ухмыльнулась та.
Миссис Велш потянулась к чашке кофе.
— Рада, что снова в школу?
— Не то, чтобы очень.
Мистер Велш отложил газету и поглядел на дочь.
— Любишь школу?
— Нет, — ответила Гарриет.
— Я свою всегда ненавидел, — мистер Велш снова скрылся за газетой.
— Дорогой, ты не должен так говорить. Я свою более или менее любила, по крайней мере, когда мне было одиннадцать, — миссис Велш взглянула, словно ожидая ответа, на дочь.
Гарриет не знала, что ответить, поскольку не была уверена, нравится ей школа или нет.
— Пей молоко, — сказала миссис Велш. Девочка всегда ждала того момента, когда мама произнесет эти слова. Как бы ей ни хотелось пить, было как-то приятнее, если мама напоминала о молоке. Она выпила молоко, задумчиво вытерла рот и встала из-за стола. Оле-Голли вошла в столовую.
— Что нужно сказать, когда встаешь из-за стола? — рассеянно напомнила миссис Велш.
— Спасибо, — ответила девочка.
— Хорошие манеры весьма важны, особенно по утрам, — пробормотала Оле-Голли, направляясь на кухню.
Гарриет помчалась в свою комнату. — Я иду в шестой класс, — закричала она, просто чтобы не было скучно одной в комнате, потом схватила блокнот, хлопнула дверью и помчалась вниз. — Пока, пока, — завопила она, будто собираясь в Африку, и громко хлопнула входной дверью.
Школа имени Элеонор Грегори была названа в честь некой мисс Элеонор Грегори, потому что та основала ее еще в начале века. Находилась школа на Ист-Эндском проспекте, всего в нескольких кварталах от дома, наискосок от небольшого парка. Гарриет весело бежала по улице, прижимая блокнот к животу.
Прямо перед школьным крыльцом толпилась небольшая группка детей. Часть школьников стояла поблизости на тротуаре. Дети были всех возрастов и размеров, преимущественно девочки, потому что это была школа для девочек. Мальчики могли там учиться только до седьмого класса, а потом им нужно было переходить в другую школу. Гарриет подумала, что это последний год, когда они ходят в школу вместе со Спорти. Остальные мальчики ее не волновали. Меньше всего ее волновал Пинки Уайтхед — она думала, что он самое тупое создание на свете. В их классе был еще только один мальчик. Гарриет называла его «Мальчик в малиновых носках», он был такой скучный, даже имя его запоминать не хотелось. Он перешел в эту школу всего год назад, а все остальные учились вместе с первого класса. Гарриет помнила, как он впервые появился в школе в малиновых носках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58