Остальные будут вместе. А они — одни… Что ей делать, когда она сляжет — завтра, послезавтра, в Андрюшкин день рождения? Кто поможет Готлибу? А ей? Кто подержит ее за руку, когда она от боли вывалится из катера и будет грызть землю? Да ладно, боль, боль она перетерпит, перемолчит… Но как перетерпеть предательство? Бросить их тут? За что?
А ведь казался таким надежным. На всю жизнь…
Нино стало страшно-страшно. Как тогда, в катере, когда Андрей лежал с вывернутой в локте рукой, без кровинки в лице, и сквозь растянутые серые губы сверкала белая полоска зубов. Шипели механизмы. Бурчал динамик. Шлюз то открывался, то закрывался. Плавали перед глазами темные круги от смягченной коконом перегрузки. А девушке казалось — это не в ее глазах, а по щекам Андрея ползают темные пятна… Она силилась вылезти, бежать на помощь. А могла только резкими взмахами век сбрасывать с ресниц слезинки, выть в голос, кусать губы — сжатое коконом тело ей не принадлежало. Будто живьем в могиле. Она никогда не повторит того, что кричала в те четверть часа: «Миленький, не умирай! Ты у меня один-один. Ты и папа… Я…» Нет-нет, она не повторит этого даже себе…
Да лучше бы он тогда вовсе не очухался… Лучше бы и она заснула навеки рядом с ним!
От обиды, разочарования, ярости, она крикнула:
— Оставь, Най. Он прав: нужно жертвовать малым!
Крикнула — и испугалась. «Малое» — это то, как она относится к Андрею? Готлиб? Спокойствие тех, кто отправил их с Тембры, кто жив лишь мыслью, что дети спасены и здоровы? Для матери Готлиба, для отца они — «малое»? Почему она решила, что Андрей с легким сердцем покидает их одних? Или пусть будет плохо всем, раз плохо ей? Скучно маяться болью в одиночку? Веселой компании захотелось? Опомнись, Нино. Да разве б ты не приняла на себя чужую боль, боль Андрея? Разве ты не кричала в катере слово, которое до сих пор палит тебе щеки, которое ты стыдишься произнести вновь? Если он предатель — как же ты можешь так относиться к предателю?..
— Андрюша прав, я останусь с Готлибом, — сказала она, успокаиваясь.
Най изумленно посмотрел на двоюродную сестру. Через силовой колпак казалось, что ее веки и губы чуть вздрагивают. Он был сражен. Как может человек в ясном уме и добром здравии согласиться на добровольное заточение, даже если этот человек — девчонка? И потом, ему всегда казалось, что Нино бегает за Андреем, что у них любовь… Ой, сколько звону и слез было, когда он подкинул ей записку: «В задачке дано: Андрей плюс Нино. Реши поскорей, кто из двух дуралей?» И вот эта парочка разыгрывает перед ним самопожертвование… Приспичило испытать разлуку и верность? Пожалуйста, Най вам не помеха.
— Знаете, дорогие, мне трудно уследить за полетом ваших мыслей. Раз вы оба настаиваете, я подчиняюсь. Где говорит сила, там разум молчит.
— Товарищ разум выложил все аргументы? — насмешливо спросил Андрей. — Тогда иди и расходуй энергию на дело. Отбери все необходимое в дорогу и пристрой к «жуку».
— Шикарная идея, — загорелся Най. — А что нам необходимо?
— Слушай, трассируй отсюда, а? Хоть на пять минут…
— Так бы сразу и сказали! Удаляюсь. Очень надо смотреть!
Развернулся. И шумно зашелестел прочь.
— Я знал, что ты поймешь, — Андрей поднял руку и повел по невидимой преграде, будто протирал стекло. На миг их ладони соприкоснулись… бы. Если бы их не разделяло тончайшее могущество силового колпака. — Нино…
— Да?
— Нино!
Больше ему, в общем, сказать было нечего. А это имя он готов был произносить хоть тысячу раз подряд. И то, чего он не решался сказать ей никакими словами, сказал просто повторением имени.
Как же она посмела сомневаться? Как могла подумать о нем такое? Нино еле заметно покачала головой и приложила горящую щеку к его ладони. Ладонь его дрогнула. Почудилось, тепло его пальцев чувствовалось сквозь силовой купол.
— Ну ладно. Рассиропились мы с тобой, — грубовато заметил он, отстраняясь. — Пойду помогу Наю.
Она не обиделась, все поняла мудростью четырнадцатилетней Джульетты. И снова еле заметно покачала головой.
Дел на остаток ночи хватило с лихвой. Вздремнуть удалось всего часок перед завтраком, и теперь Андрея клонило в сон. Он достал из аптечки тюбик тоника, сильно втянул ноздрями струю бодрящего газа. Долго так не продержаться, и все же хочется увести детсад как можно дальше от катера.
Под малахитовыми сводами джунглей было душно и влажно, небо сквозь кроны не просвечивало, почва тонула под скользкой листвой, и подошвы кед ощетинились жесткими ворсинками. Лишь Тинкин робот часто-часто чмокал присосками башмачков.
— Бутик, ты не устал? — спросила хитрая Тинка.
— Потерпит, — Андрей взглянул, который час. — Привал через шесть минут. Най, отстающих нет?
— Отставить р-разговорры! — вскричал с Микиного плеча попугай. — Командовать пар-радом будет Гога!
— А повисеть вверх ногами Гога не желает? — поинтересовался Най.
— Кар-раул! Стр-радаю за пр-равду! Гога др-руг! — От возмущения попугай перешел на визг, покружился, спустился вниз головой в ранец, добыл яблоко, начал отстригать по маленькому кусочку и бомбардировать обидчика.
За шесть минут дошли до обещанной телеглазом прогалины. Одряхлевший лесной великан, вроде земного дуба, расщепился здесь, собираясь было упасть, но, оплетенный лианами, так и остался стоять, раздвинув суковатыми руками джунгли и открыв до самого низа путь солнцу. В расщепе пустотелого от дряхлости ствола образовалась беседка.
— Передохнем! — бодро сказал Андрей. И замер. Беседка кишела перевитыми одна с другой змеями.
— Кажется, уже занято? — издевательски вежливо спросила Кирико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30