— А ты и дома боялась. Твоя мама всегда тебя к нам приводила, когда ей нужно было вечером идти в школу.
— Ну, тогда я была совсем маленькая.
— Всего на месяц моложе меня.
— Значит, вы еще до школы дружили, — догадался Валерик. — То-то вы такие неразлучные.
— Папа говорит, что нам дружба по наследству досталась, — пояснил Вася. — Наши отцы ведь во время войны в одной части сражались и даже в одном подразделении. А это много значит. Как только моя мама, бывало, получит письмо с фронта, первым делом бежит к матери Кюльжан. Та получит письмо — бежит к моей маме. Если долго писем нет, соберутся вместе и плачут потихоньку, чтоб мы с Кюльжан не видели. Помнишь, сестренка?
— Помню, — шепнула девочка.
— А как мы после победы отцов встречали, помнишь?
Кюльжан кивнула головкой, и ее личико вновь озарилось улыбкой. На смугло-розовых щечках появились нежные ямочки.
— Спой, сестренка, нашу песенку о дружбе. Валерик ее не слышал, — предложил Вася. — Это мой папа придумал слова, — пояснил он товарищу. — А отец Кюльжан подобрал к ним мотив на аккордеоне. Они очень любят, когда мы ее поем.
Кюльжан звонко запела:
Зоренька вечерняя в алый цвет окрасила
Снег на горных кручах, яблони в садах…
Наша дружба верная нашу жизнь украсила,
Мы ведь неразлучны даже и в мечтах.
Зореньку вечернюю, утреннюю звездочку
Из окопов видели мой и твой отец…
С нежностью дочернею им светила звездочка
Будто милой родины ласковый гонец.
Пусть хоть это облако ливнем на нас ринется,
Пусть хоть злая вьюга снегом занесет, —
Пионеры об руку в путь далекий двинутся,
Друг, конечно, друга из беды спасет.
Дружбу, как наследство самое святое,
Нам отцы вручили, покидая строй…
Словно солнцем детство наше озарили,
Солнцем крепкой дружбы — дружбы фронтовой.
— Вот вы… Какие… — с восхищением и с некоторой завистью сказал Валерик. — А у меня нет такого друга. Мама не любит, когда ко мне кто-нибудь приходит. Говорит, что мы балуемся, в комнате все вверх дном переворачиваем…
— Ты, наверное, не убираешь за собой, вот она и сердится.
Валерик промолчал. Вася и Кюльжан понимающе переглянулись.
— Интересно, где сейчас все наши? — спросила девочка.
— Наверное, как и мы, где-нибудь сидят, отдыхают после музея.
— Я никогда не думала, что так устану, — призналась Кюльжан.
— Кажется, ничего такого не делаешь: только ходишь и смотришь, а к концу уже и ноги подкашиваются и глаза закрываются.
— Это еще что! Вот в прошлом году я ездил с папой в отпуск, в Москву, — сказал Вася. — Мы были в Историческом музее. Так к концу осмотра я совсем «дошел». Вышли на улицу, я сел на ступеньку, а в глазах круги какие-то. Сторож музея к нам подходит, а мне кажется — это питекантроп. Хорошо, что папа взял мне мороженого. Я съел две или три порции и тогда только опомнился.
— Ох и хитрый! — сказал Валерик. — Ты, наверное, нарочно притворился. Я тоже, когда мне чего-нибудь сильно захочется, говорю маме, что плохо себя чувствую. А все-таки интересно? В Казахстане когда-нибудь жили питекантропы, или нет? Ты в музее не спрашивал?
— Нет, не догадался спросить, — с сожалением сказал Вася.
— А что пещерные люди жили, — точно знаю. Я даже читал в газете, что в ауле Канай, в Восточном Казахстане, ученые нашли стоянку людей древне-каменного века. Там были найдены орудия из кремня. По ним видно, что те люди жили сто тысяч лет тому назад.
— Интересно, как они тогда жили? Посмотреть бы не в музее, а на самом деле, — мечтательно вздохнула Кюльжан.
— Это зависит только от вас самих, — услышали они вдруг чей-то голос и быстро обернулись.
Перед ними стоял пожилой человек с приятным розовым лицом, покрытым не то что морщинами, а скорее, пухлыми складками. Темные, с сильной проседью волосы открывали его высокий и очень выпуклый лоб. Из-под мохнатых бровей светились светлые, удивительно ясные глаза. Одет незнакомец был в просторную белую шелковую рубашку — «украинку», белые парусиновые брюки. Легкий шнурок из крученого шелка свободно опоясывал его несколько грузную фигуру.
Удивленные странными словами незнакомого человека, ребята молчали. Тот с минуту смотрел на них, потом неторопливо повернулся и пошел по мостику через арык. Дети не спускали с него глаз.
Слегка шаркая подошвами легких туфель, незнакомец медленно поднимался к группе утопавших в зелени домиков и скоро скрылся из вида.
— Что он нам сказал! — шепотом выдохнул Вася.
— Да он просто посмеялся над нами, — решил Валерик. — Взрослые часто так делают. Скажут что-нибудь необыкновенное, а как станешь допытываться, что и почему, признаются, что пошутили.
— А вдруг он не шутил! — сказала Кюльжан, широко открывая карие глаза.
— А почему он больше ничего не прибавил?
— А мы у него ничего и не спросили.
— Я растерялся…
— Я сам, брат, растерялся, — признался и Вася. — Знаете что? Давайте пойдем за ним и попросим, чтоб он объяснил свои слова. А то я все равно буду ломать голову, что он хотел ими сказать? Вставайте скорее.
Кюльжан с готовностью вскочила на ноги, отряхнула складки форменной юбочки и с огорчением обнаружила пятнышки грязи на парадном белом фартучке.
— Прямо стыдно показываться на глаза в таком виде, — вздохнула она. — Подумает, что неряха. Ведь он не знает, что мы приезжие.
— Я заслоню тебя, — великодушно предложил Вася. — Ты только держись за моей спиной.
— Тогда ты и меня заслони, — мрачно сказал Валерик. Я тоже забрызгался.
— Ох, у меня тоже, — спохватился Вася. — Можно, конечно, сполоснуть брюки в арыке, но боюсь, что пока мы будем чиститься, этот человек так далеко уйдет, что его и не догонишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103