– Только, Натка, дай слово… дай самое настоящее честное слово, что ни за что никому не скажешь.По мнению Вовки, секреты существовали только для того, чтобы он, Вовка, о них узнавал. Угол, в котором он стоял, из места заключения сразу превратился в очень удобное убежище. Вовка высунул на сторону язык, прикусил его и стал ждать, что будет дальше.– Даю честное слово, – ответила Ната. – А в чем дело, Федька?– Идем!Федя провел Нату к себе в «кабинет», отгороженный от остальной комнаты двумя шкафами. Здесь стояли диван, стол с книгами, сваленными в кучу, и стул.– Значит, Натка, даешь слово, что будешь молчать, даешь?– Даю, – тихо проговорила Ната.– Ладно! – Федя подошел к дивану и поднял сиденье. – Держи!Ната уперлась руками в край поставленного на ребро матраца. И тут Федя молча, энергичными рывками стал вытаскивать спрятанные в диване вещи. Раз! – и на полу очутился туго набитый рюкзак, из которого торчали подшитые валенки. Два! – Федя бросил рядом с мешком стеганые ватные брюки и телогрейку. Три! – и к этим предметам присоединилась шапка-ушанка.– Всё! Опускай!Ната опустила матрац. Федя застыл над своими вещами, расставив ноги, упершись кулаками в бока. Муха села ему на нос, но он и не шевельнулся, чтобы ее прогнать.– Что это? Для чего это? – тихо спросила Ната.– Завтра вечером бегу на Север, – отчеканил Федя и стал смотреть, как открывается у Луны рот, как ползут вверх чуть заметные брови и как глаза из узких, похожих на щелочки, постепенно становятся круглыми.– Федька-а! Сумасшедший! – протянула она чуть слышно.– Да, Натка! Решил, понимаешь, так: если уж задумал работать на Севере, так надо готовиться к этому теперь.– Ой, ма-мочки! – простонала Луна и села на диван.Федя подошел к ней поближе и слегка усмехнулся:– Ну, что ты охаешь? Только сейчас говорила, что сама убежала бы, если б была мальчишкой…– Ой, Федька! Но я же вообще говорила… Я же просто так говорила, а ты… Ой, какой ты сумасшедший!– Натка! Ты не ойкай, а лучше послушай, как у меня все продумано. И тогда поймешь – сумасшедший я или нет. Ребячья это у меня фантазия или нет. Будешь слушать?– Буду. (Ой, мамочки!)Федя помолчал немного, прохаживаясь взад-вперед, и заговорил:– Ну вот! Предположим, какой-нибудь мальчишка решил бы бежать на Север, чтобы сразу стать великим исследователем. Кем бы он был? Дураком ведь!– Ага, – кивнула поникшей головой Луна.– Теперь так. А если бы этот мальчишка удрал из дому, чтобы не великим исследователем стать, а только юнгой на ледоколе. Кем бы такой мальчишка был?– Ой, Федька… По-моему, тоже дураком.– Во! А я что говорю? Конечно, дураком! И знаешь почему? Потому что человек должен сначала получить образование. Ну, теперь скажи: глупости я говорю? Фантазирую?Луна замотала головой, словно на нее набросили темный мешок.– Ой, Федька! Но ты же все-таки бежишь!– Бегу. Но ты послушай сначала, как я бегу! Ты о школах-интернатах в тундре читала?
– Читала.– Ну вот! Понимаешь, вот тебе тундра, кругом на сотни километров никакого жилья, только оленеводы кочуют со своими стадами. И вот, для детей оленеводов устроены такие школы-интернаты: дети там живут и учатся. Кругом тундра, снега, а тут маленький поселочек, школа с интернатом, больница, фактория – культбаза, одним словом. Теперь смотри: есть тут фантазия или нет? Родителей сейчас дома нет, мама вернется не раньше чем через три дня. Завтра ночью, когда Варвара уляжется, я забираю свои вещи и отправляюсь в Москву, а оттуда – в Архангельск. И конечно, пишу с дороги родным письмо: так, мол, и так, не беспокойтесь, пожалуйста, это мне не какая-нибудь ребячья дурь в голову взбрела, а просто я еду учиться в другое место. Ладно! Приезжаю в Архангельск, а оттуда пробираюсь в тундру, в школу-интернат, километров за сто. А там уж зима наступит… Куда им меня девать? Не выгонять же на мороз! Волей-неволей, а примут. А за год я докажу, что умею хорошо учиться, общественную работу буду вести… Меня и на следующий год оставят. А главное, родным нечего за меня беспокоиться: из школы им напишут, что, мол, ваш Федя хорошо учится, никакие фантазии ему в голову не лезут, он хорошо поправился, потому что здесь чистый воздух.– Федька! Да ведь тебя на первом вокзале поймают!– Во-первых, я до Москвы не поездом, а попутной машиной поеду. А во-вторых, пока дома хватятся, я знаешь где буду!– Ой! Все равно… все равно ты первому милиционеру подозрительным покажешься.– Вот чудачка! Ты этим летом к бабушке ездила за двести километров. Ты кому-нибудь подозрительной показалась?– Ну ладно, Федька! Ну пускай я неправа. Но где ты деньги возьмешь на дорогу?– И это продумано! У меня знакомый мальчишка есть – в другой школе учится, – так мы сговорились, что он фотоаппарат у меня купит, «Зоркий». Я ему на десять рублей дешевле, чем в магазине, продам. Потому я и задерживаюсь, что он только завтра вечером деньги получит. Ну, что, Луна, может, и теперь скажешь, что я сумасшедший?Ната вскочила и в смятении забегала по комнате.– Не знаю! Ой, Федька, я прямо ничего, ничего не знаю, что и сказать. Ой, ну неужели ты решишься! Это такой отчаянный поступок, такой отчаянный!..– Владимир! Ко мне! – крикнула в этот момент Варя за окном. V Вовка все это время простоял так, словно его приклеили носом к углу. Теперь он на цыпочках выбрался оттуда и скоро предстал перед сестрой, сидевшей на лавочке рядом с двумя подругами.– Ну, Вова, ты больше не будешь? – спросила она, сдвинув брови.– Не буду, – с готовностью ответил Вовка.– Ну ладно! Я тебя, так и быть, прощаю, но чтобы это было в последний раз. Хорошо?– Хорошо, – сказал Вовка, не поинтересовавшись, что именно должно быть в последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18