– Я хочу. А про что?
– Да вот нужно, понимаешь, узнать, кто что видел во вторник, когда Мокеевой бросали записки, а она их не читала. Ты готов отвечать?
– Ага. Готов.
– Значит, такой вопрос: во вторник по окончании последнего урока ты когда вышел из класса? Иннокентьев немного подумал.
– Я, значит, так... Я вскочил, когда раздался звонок, а Раиса Петровна сказала: "Иннокентьев, садись и запиши домашнее задание". Я, значит, сел, а потом Раиса Петровна сказала: "Все, ребята, до завтра!" И я рванул.
– А с тобой еще кто-нибудь рванул? – спросил Федор Болиславович.
– Ну, как же! Еще несколько человек рванули. В дверях толкучка получилась.
– А кто да кто с тобой рванул, не помнишь? – спросил директор.
Иннокентьев молчал, стараясь припомнить, но тут поднялся Ваня Иванов.
– Данила Акимович, я с ним тоже рванул. Гришка тогда в дверях мне локтем в глаз заехал. А еще я помню, Игорь Цветов тоже рванул. Он чего-то застрял, я ему дал сзади, и он вылетел в коридор.
Иванов сел, но тут встал Игорь Цветов.
– Я тоже там был, в этой куче!
– Спасибо! Садись! – сказал Данила Акимович. – Продолжаем допрос Иннокентьева. Скажи, свидетель: выйдя из школы, ты сразу пошел домой?
– Нет, чуток во дворе задержался.
– Почему задержался?
– Ну... остановился послушать, как Жорка Ярыгин из шестого про свою деревенскую тетку рассказывает, как у нее корову вместо медведя застрелили.
– Кто застрелил? – спросила Томка.
– Практиканты какие-то. То ли геологи, то ли еще кто. В потемках подумали, что это зверь приближается, ну и жахнули с перепугу.
Кто-то попросил рассказать об этом подробней, но директор сказал, что судьба коровы отношения к данному расследованию не имеет, и задал следующий вопрос:
– А кто еще из вашего класса слушал про корову? Иннокентьев назвал четырех человек и, помолчав немного, добавил:
– Потом уж Оганесян в самом конце подошел.
– Спасибо! Садись. Допросим теперь Оганесяна. С бревна поднялся большеглазый, с мохнатыми ресницами Эрик Оганесян.
– Скажи, Оганесян, почему ты так поздно подошел слушать про корову?
– Задержался в классе. Я ручку искал. Думал, она куда-то закатилась, а она у меня в кармане...
– Ты не заметил, в классе, кроме тебя, еще кто-нибудь оставался?
– Оставался кто-то. И еще Раиса Петровна.
– А из ребят кто оставался, не обратил внимание?
– Не обратил. Я ручку искал. Вдруг со своего места быстро поднялась Раиса Петровна.
– Данила Акимович! Позвольте мне задать несколько вопросов свидетелю Оганесяну! – сказала она быстро и громко. Обычно всегда серьезная с детьми, молодая учительница теперь улыбалась, и даже в сумерках было видно, что лицо ее порозовело от какого-то веселого волнения, охватившего ее.
"Вот и эта включилась в игру", – с удовольствием отметил директор, а вслух произнес:
– Пожалуйста, Раиса Петровна! Просим! Раиса Петровна согнала с лица улыбку и сурово обратилась к Оганесяну:
– Скажи, Эрик, а где ты ручку искал?
– Ну... под партами, в проходах... Я ведь в среднем ряду.
Учительница оживилась:
– Так! В проходах и под партами в среднем ряду. Ты, может быть, ползал под партами?
– Ну... ползал немножко.
– А ты какой-нибудь сор на полу видел? Оганесян с недоумением уставился на учительницу.
– Сор?
– Ну, бумажки такие скомканные... Ну, короче говоря, записки, которые Мокеевой бросали?
Эрик понял, к чему клонит учительница. Он обвел взглядом ребят, как бы спрашивая, что ему отвечать, но те молчали.
– Записки... Вроде видел, – пробормотал он, помолчал немного и сказал уже уверенно: – Да. Видел записки.
– Много их было?
– Я не считал, но... порядочно.
– Все! Вопросов больше не имею. – Учительница села и снова заулыбалась, как видно, весьма довольная собой.
– Садись, Оганесян, – сказал директор. – Теперь как бы нам найти того, кто видел Мокееву сразу по окончании уроков?
Вдруг вскочил и отбежал от своего места небольшого роста круглолицый и круглоглазый мальчишка. Он был одет в рваную мужскую рубашку с закатанными рукавами.
– Я видел! – сказал он. – Сначала Мокеева из класса вышла, а я – за ней.
– Извини, – сказал директор, – я не упомнил твою фамилию.
– Грибов. Егор.
– Так, Егор. А когда вы из класса вышли?
– Как толкучка в дверях кончилась, так мы и вышли.
– А куда потом Мокеева делась?
– Ну, как – куда? За ворота.
– А ты?
– И я тоже – за ворота. Только Мокеева налево пошла, а я – направо.
– Задачка! – проворчал Федор Болиславович.
– Почему – задачка? – не понял директор.
– А может, Мокеева потом вернулась в школу, чтобы подобрать записки?
– Вопрос серьезный, – согласился директор. – Кто-нибудь видел, как Мокеева вернулась в школу?
Все молчали, но Зырянова подняла тоненькую руку, которая смешно высовывалась из рукава отцовского пиджака.
– Садись, Егор. Давай, Зырянова, говори! Томка встала. Она поглядывала то на директора, то на Луизу. Та сидела насупившись, машинально разгребая дубинкой щепки возле своих ног.
– Данила Акимович, я могу сказать, что, по крайней мере, полчаса, после как окончились занятия, Мокеева в класс не заходила, вот! – Она умолкла и посмотрела маленькими темными глазками на своих сообщников точно так же, как смотрел недавно на них Хмелев: я, мол, свой нравственный долг выполнила, теперь делайте со мной что хотите. Но сообщники смотрели на Томку не враждебно, а просто с большим любопытством.
– Интересно! – заметил директор. – А у тебя какие основания, чтобы так утверждать? Томка проглотила слюну.
– Основания... основания у меня такие. Мы с Милой Вологодской договорились вместе на берег пойти. Она выскочила, когда другие рванули, и нет ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53